– Так почему пан служит москалям? – спросила Барбара. – Ведь они самые главные враги нашей Речи Посполитой.

– Самые главные враги Польши – это шляхта, которая даже не смогла защитить ее, – вступил в разговор Михайлов. – Вспомните законы этой самой Речи Посполитой. Ведь голодраный шляхтич из клиентелы магната мог на сейме крикнуть «не дозволям» и тем самым похерить любой, пусть даже самый полезный для своей страны закон, одобренный большинством делегатов сейма. А взять бесконечные конфедерации, выборы короля, которому потом благодарные подданные бьют морду… А вы говорите – москали вас погубили.

– Мой отец воевал за свободу Польши, – гордо тряхнув прелестной головкой, произнесла Барбара. – Он был в сражении при Мацеёвицах, рядом с Костюшко. Тогда русские разбили нас. Мой отец вместе с тяжелораненым паном Тадеушем попал в плен.

– Ну, и что же потом произошло с вашим отцом? – спросил Сыч.

– По просьбе круля Станислава Понятовского фельдмаршал Суворов отпустил его. Отец уехал в Россию, где его взял на службу управляющим имением один помещик, тоже поляк.

– А паненка знает, как поступил с Костюшко император Павел? – спросил я.

– Знаю, – буркнула Барбара.

Действительно, вскоре после смерти Екатерины II Костюшко, которого из Комендантского дома Петропавловки перевели в Мраморный дворец, посетил Павел, пообещавший освободить предводителя польского мятежа. Император предложил Костюшко поступить на российскую военную службу, однако тот отказался. Костюшко подписал «Присягу на верность» с обязательством защищать интересы императора и его наследника Александра Павловича. После принесения присяги он получил свободу. Павел приказал выплатить Костюшко 12 тысяч рублей – казенную стоимость тысячи крепостных душ.

– Вот видите, – сказал Герман, – нынешний император поступил, как настоящий рыцарь. И вам грех на него обижаться.

Барбара ничего не ответила и уставилась в окно.

– Ну, вот мы и приехали, – произнес подполковник Михайлов. – Прошу всех с вещами на выход.

5 (17 мая) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

О лихой перестрелке у Кашина моста было немедленно доложено императору. Павел поутру срочно вызвал к себе меня и подполковника Михайлова. Сразу после вахтпарада мы с Игорем отправились в Михайловский дворец, где предстали перед гневными очами самодержца.

– Что скажете, господа? – пыхтя от возмущения, сказал Павел. – Мне все это уже изрядно надоело. В моей столице среди бела дня гремят выстрелы и льется кровь. Вот вы, господин Патрикеев, что можете сказать в свое оправдание?

– Видите ли, ваше императорское величество, – спокойно ответил я, – нам приходится иметь дело не с кроткими агнцами, а с закоренелыми бандитами и убийцами. И когда те при задержании оказывают вооруженное сопротивление, подчиненным подполковника Михайлова пришлось, в свою очередь, открыть огонь, дабы защитить себя. Если позволите, мы расскажем вам все подробно, и тогда вы, государь, решите, правы мы были или нет.

Павел, немного остыв, кивнул головой, развалился на мягком диване и приготовился слушать.

– Ваше императорское величество, – начал Михайлов, – мы вместе с людьми господина Макарова проделали большую работу по розыску преступников, напавших на Резанова. И поиск закончился успехом. Нам удалось установить личность одного из них. Мы отправились в дом у Кашина моста, чтобы задержать и побеседовать с ним. Задержание прошло тихо и спокойно. А вот потом…

– А что было потом? – живо поинтересовался император. Он вскочил с дивана и стал расхаживать по своему кабинету.

Михайлов усмехнулся и посмотрел на заинтригованного Павла.

– Дальше же произошло следующее. Я стал осматривать жилище злоумышленника, рассчитывая найти документы, его изобличающие, или относящиеся к делу улики. И тут передо мной неожиданно явилось небесное создание, можно сказать, ангел во плоти…

Павел вскрикнул от неожиданности и от нетерпения топнул ботфортом, желая услышать от Игоря более подробный рассказ.

– Да-да, ваше императорское величество, девица, которая предстала передо мной, была на удивление хороша. Вот, посмотрите…

Михайлов достал из кармана айфон, вывел на экран фото задержанной полячки и показал его императору.

Павел взглянул, покачал головой и осторожно вернул айфон подполковнику.

– Да, эта мадемуазель действительно прелестна. Но я так и не понял – как связаны между собой эта красавица и начавшаяся вскоре стрельба?

Игорь не спеша убрал в карман айфон и продолжил свой рассказ.

– Так вот, государь, эта самая кисейная барышня попыталась меня убить. Что ей не удалось сделать по независящим от нее причинам. Мне сразу подумалось, что она приехала в дом у Кашина моста не одна. И по рации предупредил своих людей, чтобы они держали ухо востро. Я оказался прав – на пролетке примчались трое сообщников этой девицы и попытались убить уже ее.

– В самом деле? – удивился Павел. – Может быть, они просто хотели ее вызволить?

– Именно убить, – вздохнул Михайлов. – Пролетка мчалась прямо на девицу. Если бы не Сыч – простите, старший лейтенант Совиных – лошади бы сбили ее с ног и растоптали. Но Сыч успел оттолкнуть девицу в сторону, да и сам тоже в последний момент выскочил буквально из-под колес пролетки.

– Молодец этот самый Сыч! – воскликнул император. – Передайте, что я выражаю ему свое благоволение. Но вернемся к тем злодеям. Как я слышал, вы их всех убили?

– Да, государь, они достали пистолеты и приготовились открыть по нам огонь. Но мы оказались проворнее и успели выстрелить раньше.

– Гм, – император задумчиво почесал переносицу, – мне об этом происшествии доложили несколько иное. Но я, однако, склонен поверить именно вам. Скажу, что вы все сделали правильно, и я благодарю вас, Игорь Викторович. А теперь я попрошу поподробней рассказать мне о тех, кого вам удалось задержать живыми и невредимыми.

– Государь, – вступил в разговор я, – начну с того шведского моряка. Сам по себе Густав Нюстрём не представляет для нас большого интереса. Обычный матрос с торгового судна. Дело свое знает, но не более того. Характер же у него скверный. Он вспыльчив и склонен к выпивке. Пьян же он почти всегда. Гораздо интересней его соучастники, которых мы еще не задержали, и розыском которых сейчас занимается вся полиция Санкт-Петербурга. Со слов Нюстрёма, его наняли два ранее неизвестных ему человека. Как считает швед, один из них был француз, а вот второй больше смахивал на англичанина.

– Странное сочетание, – покачал головой император, – швед, француз и британец. Извините, Василий Васильевич, я вас перебил. Продолжайте свой рассказ.

– Те двое использовали Нюстрёма исключительно для силовой поддержки. Он должен был схватить под уздцы лошадей экипажа, в котором ехал Резанов. А британец и француз в это время напали на Николая Петровича. Один из них ударил его ножом в грудь, а второй выхватил из рук портфель с документами. Потом нападавшие скрылись на пролетке, кучером которой был… Знаете, кто был кучером той самой пролетки?