В темноте хутор выглядел как всегда. Свет горел только на кухне, окно изнутри запотело.

— Посмотрим, как все сложится, — сказал он священнику, который ждал на крыльце, пропуская его вперед. Изнутри слышалась музыка.

Незнакомый мужчина в свитере с высоким воротом и зеленом переднике стоял у плиты, что-то жарил на сковородке, сильно пахло специями и жареным мясом. Незнакомец был маленького роста, толстый, раскачивался в такт какой-то популярной песенке, звучавшей по радио. В двух кастрюлях на задних конфорках что-то кипело, все окна запотели от пара, окно со светильником было приоткрыто, но это не помогало. Турюнн и Эрленд сидели за столом, держа в руках по бутылке пива, выпивая, очевидно, прямо из горлышка, стаканов он не заметил.

На полу стояли не распакованные мешки из гипермаркета, на столе — газета с некрологами. Сквозь приоткрытую дверь в гостиную он разглядел отцовские колени.

Эрленд и Турюнн встали, как только заметили вошедшего и белый воротничок, видневшийся под курткой его спутника. Турюнн поспешила выключить радио, низкорослый мужчина у плиты обернулся. На кухне стало очень тихо, только из гостиной доносился разгоряченный голос футбольного комментатора.

— Это ты? — сказал Эрленд. — Вы?

Священник протянул руку:

— Эрленд — это вы?

— Да.

— Соболезную. Меня зовут Пер Фоссе. Я местный священник.

— Спасибо, — сказал Эрленд и пожал руку, он был смущен, поглядывал на бутылки пива на столе.

— В том, чтобы сообща приятно проводить время, нет ничего дурного, даже когда в доме горе, — сказал священник и улыбнулся.

— Это… Карл, — представил Эрленд человека у плиты. — Карл, это Маргидо, мой брат.

Они поздоровались со священником — Турюнн и этот оказавшийся датчанином Карл.

— Он приехал сегодня, — объяснил Эрленд.

Священник зашел в гостиную.

— Садитесь, — сказала Турюнн, — Эрленд и… Карл только что съездили в магазин. Купили газету. Некролог хороший. И с соседних хуторов прислали два больших горшка с цветами, стоят в гостиной.

— А где Тур?

— У него сегодня случился срыв, мы дали ему снотворное, — объяснил Эрленд. — Он лежит. Садись, Маргидо. Ты, наверное, за рулем, пиво не будешь? Увы, плита занята, кофейник не поставить. Может, лимонаду?

Он кивнул:

— Это не займет много времени. Но Тур должен тоже…

— Может, ты сходишь к нему? — торопливо предложил Эрленд. — Мне не так важно, что вы решите.

— Надо выбрать псалмы и музыку и договориться, как оформить сборник.

— Решайте сами, — повторил Эрленд.

Глаза у Тура были закрыты, но он откашлялся. «Люди не откашливаются во сне», — подумал Маргидо. Тур лежал в одежде с включенным ночником.

— Вот ты где!

— Они впихнули в меня таблетку, — сказал Тур и открыл глаза. — Я не хотел. Имей в виду.

— Уверен, что они не напрасно тебе ее дали. Тебе сейчас тяжело.

— Эрлендов датчанин приехал, я не могу спуститься. А мне скоро нужно в свинарник. Турюнн там хлопотала вместо меня сегодня, но надо проверить, все ли в порядке.

— Я видел его. Готовит обед.

— Серьезно?

— Да.

— Как гадко думать, что… Эрленд спит в комнате у дедушки. Наверно, они будут… спать вместе.

Маргидо сел на табуретку у самой двери. В руках он держал сборник псалмов, блокнот и ручку. Он приехал сюда с тем, чтобы подготовить похороны.

— Но все-таки, Тур, ты должен…

— Что еще я должен?

— Спуститься. Не можешь же ты вечно лежать и…

Тур прикрыл глаза рукой, долго не отвечал, громко шмыгнул носом.

— Они сидели и тискались. Под столом, — прошептал он.

— Тискались? Как это?

— Гладили друг друга. По ляжкам…

— Я поговорю с Эрлендом.

— И что ты ему скажешь?

— Просто поговорю. Тур. Но похороны… Дата уже назначена. На третий день после Рождества в час дня. Видел некролог?

— Нет. Даже думать об этом не могу.

— Нам надо подобрать псалмы и музыку. Я подумал, может…

— Решай сам, знаешь. Это твоя работа. Тебе видней.

— Священник приехал. Хочешь с ним поговорить? Попросить его подняться? Фоссе — хороший и умный человек, который…

— Господи! Он видел датчанина?! — воскликнул Тур и приподнялся на локтях.

— Да. Но священники — люди ко всему привычные. Успокойся. Так попросить его подняться?

— Нет! Мне неловко! Священникам такое не нравится, — сказал Тур и снова откинулся на подушку.

— Вот это как раз вопрос неоднозначный. И потом, не факт, что он понял…

— Да про Эрленда все за версту понятно! И у них одинаковые серьги.

— И все равно тебе нужно спуститься, сделать вид, что все нормально.

— Я не могу.

— Ради матери. Ты должен заниматься хутором. Это твоя работа, твоя ответственность.

Сойдя вниз, Маргидо отозвал Эрленда в коридор.

— Тур не может, — прошептал он без предисловий.

— Выбрать псалмы? Но ты же…

— Нет. Видеть, как вы… друг до друга дотрагиваетесь.

Эрленд развернулся, взялся за дверную ручку. Маргидо схватил его за руку и прошипел:

— Эрленд! Послушай!

И продолжил, обращаясь уже к спине:

— Это касается хутора и скота. Турюнн не в состоянии… Тур должен быть в форме, понимаешь? Раз уж вы здесь, вы можете просто несколько дней не… не…

— Не любить друг друга?

— Нет. Просто, чтобы Тур не видел.

— Что ж, нам друг друга возненавидеть из-за Тура?

— Ты пытаешься спровоцировать меня, а дело-то не во мне, а в Туре. Он должен иметь возможность ходить по дому и не…

— Я понял. Хорошо. Объясню Крюмме, что он попал в прошлый век.

— Крюмме?

— Я его так называю. Домашнее прозвище. Можно я буду так его называть при вас?

— Эрленд, только не подумай, что я имею что-то против, все дело в том, что Тур…

Эрленд открыл дверь на кухню, Маргидо следом.

Турюнн налила два стакана лимонада ему и священнику. Тот, попивая свой лимонад, улыбнулся Маргидо:

— Так быстро?

— Мы с вами сами можем выбрать псалмы и музыку. Решать предоставили мне.

Он хотел поскорее уехать и одним глотком опустошил стакан.

— Мы тут поговорили, — сказала Турюнн. — О Рождестве. Мы все втроем остаемся на похороны.