Надзирательница выразила полное одобрение этому образномусуждению, и бидл продолжал свою речь.

— Я и не представлял себе, до чего это можетдойти, — сказал мистер Бамбл. — Третьего дня — вы были замужем,сударыня, и я могу это рассказать вам, — третьего дня какой-то субъект, укоторого спина едва прикрыта лохмотьями (тут миссис Корни потупилась), приходитк дверям нашего смотрителя, когда у того гостя собрались на обед, и говорит,что нуждается в помощи, миссис Корни. Так как он не хотел уходить и произвел нагостей ужасающее впечатление, то смотритель выслал ему фунт картофеля иполпинты овсяной муки. «Ах, бог мой! — говорит неблагодарныйнегодяй. — Что толку мне от этого? С таким же успехом вы могли бы дать мнеочки в железной оправе!» — «Отлично, — говорит наш смотритель, отбирая унего подаяние, — больше ничего вы здесь не получите». — «Ну, значит,я умру где-нибудь на улице!» — говорит бродяга. «Нет, не умрешь», —говорит наш смотритель…

— Ха-ха-ха! Чудесно! Как это похоже на мистера Граната,правда? — перебила надзирательница. — Дальше, мистер Бамбл!

— Так вот, сударыня, — продолжал бидл, — онушел и так-таки и умер на улице. Вот упрямый нищий!

— Никогда бы я этому не поверила! — решительнозаметила надзирательница. — Но не думаете ли вы, мистер Бамбл, чтооказывать помощь людям с улицы — дурное дело? Вы — джентльмен, умудренныйопытом, и должны это знать. Как вы полагаете?

— Миссис Корни, — сказал бидл, улыбаясь, какулыбаются люди, сознающие, что они хорошо осведомлены, — оказывать помощьтаким людям — при соблюдении надлежащего порядка, надлежащего порядка,сударыня! — Это спасение для прихода. Первое правило, когда оказываешьпомощь, заключается в том, чтобы давать беднякам как раз то, что им не нужно… Атогда им скоро надоест приходить.

— Ах, боже мой! — воскликнула миссис Корни. —Как это умно придумано!

— Еще бы! Между нами говоря, сударыня, — отозвалсямистер Бамбл, — это правило весьма важное: если вы заинтересуетесь темислучаями, какие попадают в эти дерзкие газеты, вы не преминете заметить, чтонуждающиеся семейства получают вспомоществование в виде кусочков сыру. Такойпорядок, миссис Корни, установлен ныне по всей стране. Впрочем, — добавилбидл, развязывая свой узелок, — это служебные тайны, сударыня, — оних толковать не полагается никому, за исключением, сказал бы я, приходскихчиновников, вроде нас с вами… А вот портвейн, сударыня, который приходскийсовет заказал для больницы: свежий, настоящий портвейн, без обмана, толькосегодня из бочки; чистый, как стеклышко, и никакого осадка!

Посмотрев одну из бутылок на свет и хорошенько взболтав ее,чтобы убедиться в превосходном качестве вина, мистер Бамбл поставил обе бутылкина комод, сложил носовой платок, в который они были завернуты, заботливо сунулего в карман и взялся за шляпу с таким видом, будто собирался уйти.

— Придется вам идти по морозу, мистер Бамбл, —заметила надзирательница.

— Жестокий ветер, сударыня, — отозвался мистерБамбл, поднимая воротник шинели. — Того гляди, оторвет уши.

Надзирательница перевела взгляд с маленького чайника набидла, направившегося к двери, и, когда бидл кашлянул, собираясь пожелать ейспокойной ночи, она застенчиво осведомилась, не угодно ли… не угодно ли емувыпить чашку чаю?

Мистер Бамбл немедленно опустил воротник, положил шляпу итрость на стул, а другой стул придвинул к столу. Медленно усаживаясь на своеместо, он бросил взгляд на леди. Та устремила взор на маленький чайник. МистерБамбл снова кашлянул и слегка улыбнулся.

Миссис Корни встала, чтобы достать из шкафа вторую чашку иблюдце. Когда она уселась, глаза ее снова встретились с глазами галантногобидла; она покраснела и принялась наливать ему чай. Снова мистер Бамбл кашлянул— на этот раз громче, чем раньше.

— Послаще, мистер Бамбл? — спросиланадзирательница, взяв сахарницу.

— Если позволите, послаще, сударыня, — ответилмистер Бамбл. При этом он устремил взгляд на миссис Корни; и если бидл можетбыть нежен, то таким бидлом был в тот момент мистер Бамбл.

Чай был налит и подан молча. Мистер Бамбл, расстелив наколенях носовой платок, чтобы крошки не запачкали его великолепных короткихштанов, приступил к еде и питью, время от времени прерывая это приятное занятиеглубокими вздохами, которые, однако, отнюдь не служили в ущерб его аппетиту, анапротив, помогали ему управляться с чаем и гренками.

— Вижу, сударыня, что у вас есть кошка, — сказалмистер Бамбл, глядя на кошку, которая грелась у камина, окруженная своимсемейством. — Да вдобавок еще котята!

— Ах, как я их люблю, мистер Бамбл, вы и представитьсебе не можете! — отозвалась надзирательница. — Такие веселые, такиешаловливые, такие беззаботные, право же, они составляют мне компанию!

— Славные животные, сударыня, — одобрительнозаметил мистер Бамбл. — Такие домашние…

— О да! — восторженно воскликнуланадзирательница. — Они так привязаны к своему дому. Право же, это истинноенаслаждение.

— Миссис Корни, — медленно произнес мистер Бамбл,отбивая такт чайной ложкой, — вот что, сударыня, намерен я вам сказать:если кошки или котята живут с вами, сударыня, и не привязаны к своему дому, то,стало быть, они ослы, сударыня.

— Ах, мистер Бамбл! — воскликнула миссис Корни.

— Зачем скрывать истину, сударыня! — продолжалмистер Бамбл, медленно помахивая чайной ложкой с видом влюбленным ивнушительным, что производило особенно сильное впечатление. — Я бы судовольствием собственными руками утопил такую кошку.

— Значит, вы злой человек! — с живостью подхватиланадзирательница, протягивая руку за чашкой бидла. — И вдобавокжестокосердный!

— Жестокосердный, сударыня? — повторил мистерБамбл. — Жестокосердный?

Мистер Бамбл без лишних слов отдал свою чашку миссис Корни,сжал при этом ее мизинец и, дважды хлопнув себя ладонью по обшитому галуномжилету, испустил глубокий вздох и чуть-чуть отодвинул свой стул от камина.

Стол был круглый; а так как миссис Корни и мистер Бамблсидели друг против друга на небольшом расстоянии, лицом к огню, то ясно, чтомистер Бамбл, отодвигаясь от огня, но по-прежнему сидя за столом, увеличивалрасстояние, отделявшее его от миссис Корни; к такому поступку иныеблагоразумные читатели несомненно отнесутся с восторгом и будут почитать егоактом величайшего героизма со стороны мистера Бамбла; время, место иблагоприятные обстоятельства до известной степени побуждали его произнести тенежные и любезные словечки, которые — как бы ни приличествовали они устам людейлегкомысленных и беззаботных — кажутся ниже достоинства судей сей страны,членов парламента, министров, лорд-мэров и прочих великих общественныхдеятелей, а тем более не подобает столь великому и солидному человеку, какбидл, который (как хорошо известно) долженствует быть самым суровым и самымнепоколебимым из всех этих людей.