Мадам Туссар сменила тему разговора, принявшись пересказывать уличные сплетни о двух моряках с судна, только что пришедшего из Гаваны, которые умирают в благотворительном госпитале от желтой лихорадки. Эта страшная болезнь постоянно угрожала жителям островов, а на Новый Орлеан каждое лето наваливалась настоящим бедствием.

Жена бывшего чиновника не закрывала рта, делясь откровенными подробностями об этой болезни, но в то же время глаза ее бегали по залу. Казалось, она была занята поискамии других тем. И когда в комнату в сопровождении служанки Жермены вошла Флора Мазэн, она тут же окликнула ее:

– О, Флора, подойдите и поговорите с нами. Как вы сегодня хорошо выглядите. Скажите, это правда, что на днях ваш отец объявит о вашей помолвке?

Девушка залилась румянцем – либо от замешательства, либо от раздражения, что об этом не стоило говорить.

– Откуда вы узнали? – спросила она.

– Земля слухами полнится. Но это правда?

– Еще не решено, – последовал осторожный ответ.

– Значит, это правда. Так он красив, ваш будущий жених? – не унималась мадам Туссар.

Девушка бросила быстрый, почти застенчивый взгляд из-под коротких белесых ресниц.

– Некоторым так кажется.

– И кто он такой?

Ее служанка наклонилась к ней и что-то зашептала на ухо. Флора кивнула. Едва слышным голосом она обратилась ко всем остальным:

– Я бы предпочла не распространяться на эту тему. А сейчас извините, кажется, меня ждет отец.

Жози уставилась на Флору с выражением недоумения и недоверия:

– Как такая, как она, смогла отхватить себе мужа, да еще так быстро?

Мадам Туссар в ответ рассмеялась:

– Что же тут удивительного? Богатство может стать сильным оружием обольщения.

– Тогда это один из ее способов?

– Так многие считают...

Элен вдруг почувствовала, что начинает задыхаться. Она поспешно вскочила и пошла прочь от бессердечной болтовни, прочь от тех, кто всегда предполагает худшее.

Как странно, что однажды энергичный, общительный, жизнерадостный человек вдруг умирает. Человек уходит, а жизнь продолжается... Всходит и заходит солнце. Идут дожди. Одно время года сменяет другое. И так происходит всегда. Смерть одного человека едва ли имеет какое-либо значение. Но все-таки должен же оставаться какой-то след от человека помимо каменного надгробия, установленного в грязном поле.

Жизнь эмигрантов в Новом Орлеане после смерти Эрмины текла по-прежнему. Власти даже не попытались разобраться в случившемся. По их мнению, актриса находилась здесь проездом и не принадлежала ни к какой части их общины, которую они присягали защищать. А то, что она оказалась актрисой, ставило ее, по их мнению, на одну доску с женщинами, которые торгуют своим телом у крепостного вала. Подобные женщины, как правило, либо кончают жизнь самоубийством, либо погибают – случайно или намеренно – от рук своих любовников. Смерть еще одной из них не вызвала у них глубокой скорби. Медленной чередой потянулись дни. Лето было в разгаре. Освоившись в Новом Орлеане, Элен уверенно путешествовала по улицам в любом направлении с Дивотой или Бенедиктом, таскавшими сумки с ее покупками. Она узнала, кто из торговцев обвешивает или недомеривает, а кто торгует честно и в благодарность за покупку добавляет небольшое количество товара или дарит сувенир, от чего торговля становилась приятнее. Элен установила, в какие часы лучше всего совершать покупки: ранним утром на прилавках рынка можно было найти и свежие овощи, и мясо; поняла, в какое время лучше вообще не выходить в город из-за мошкары и мух, вьющихся над перезрелыми бананами, штабелями рыбы, разложенными на прилавках, или над висящими кусками мяса. Элен в совершенстве овладела искусством торговаться и делала это с задором и настойчивостью, с улыбкой или со смущенными просьбами немножко прибавить здесь или там, так что всю сумму иногда приходилось пересчитывать заново. Но самое главное, она научилась избегать взглядов мужчин на улицах города, лишая их возможности останавливать ее, чтобы завести разговор. На их поклоны она отвечала холодным кивком, от которого пропадало всякое желание провожать ее.

Кроме того, Элен наконец убедилась в правильности отзывов модистки о женщинах-беженках с острова Сан-Доминго. Оказалось, что их действительно всегда легко узнать – и когда они прогуливались по улицам, и когда находились на балконах своих домов. Они по-особенному, например, держали в руках свои зонтики от солнца или накидывали на плечи шали. Эти женщины редко носили шляпы или капоры, ноесли и надевали их, то делали это с определенным вызовом и желанием покрасоваться. Цвета для своих одежд они выбирали яркие, поэтому местные дамы из Нового Орлеана выглядели серыми мышками по сравнению с ними.

Еще более примечательно выглядели квартероны и окторуны. Они тщательно убирали волосы под тиньоны из блестящего шелка, переливающегося золотом и серебром, подкрашивали глаза краской для век и вдевали в уши сверкающие ювелирные изделия. Вырезы корсажей их просторных платьев – как утренних, так и вечерних, – казались такими глубокими, что усиливающийся днем летний зной вряд ли создавал для них какую-либо проблему. По улицам Нового Орлеана они ходили в сопровождении служанок, иногда с болонкой на руках или с флакончиком духов, смягчающих неприятные уличные запахи, с веером, с зонтиком или с метелкой от мух, сделанной из перьев павлина и украшенной либо кисточкой, либо лентой. Они представляли собой – и это сразу бросалось в глаза – определенную прослойку общества и вполне наслаждались своим особым положением.

Элен часто попадались на глаза женщины, которых она знала по Сан-Доминго или даже помнила их еще с детства. Но она никогда не предпринимала попыток сблизиться с ними, так же как и они не сворачивали с дороги, чтобы поговорить с ней, хотя она понимала, что они ее узнавали. Нынешнее положение Элен не вызывало уважения, хотя спрос на подобного рода товар в Новом Орлеане все возрастал.

В один из вечеров Райан затеял дома ужин. По его настоятельной просьбе Элен согласилась играть роль хозяйки, чтобы радушно принять нескольких торговцев, живущих по соседству, и двух плантаторов издалека. В числе последних ожидали появления Этьена де Бора, очаровательного мужчины небольшого роста, который преуспел в гранулировании сахара в Луизиане, а также красивого и молодого богача Бернара Мариньи де Мандевиль, который в свои восемнадцать лет слыл бонвиваном[31]и прославился тем, что прошлой весной привез в город из Парижа азартную игру в кости «крепе», а также тем, что помог отцу устроить прием в честь их высочеств из королевского дома Бурбонов во время их заточения в колонии пять лет назад. Мариньи также исполнял роль адъютанта при Луссате, прославленном префекте колонии и типичном представителе Франции. Луссата собственной персоной ожидали в качестве почетного гостя. Элен нервничала. Она обсудила с Бенедиктом, Дивотой и поваром блюда, которые предстояло подавать, – начиная с черепашьего супа и красной рыбы, приготовленной в яйцах в белом соусе с грибами, крабами, луком-шалотом и красным перцем, и кончая жареной свининой с молодой картошкой и зеленой фасолью с сосисками, и десертом – свежеиспеченным тортом с персиками. Ей предстояло лишь отдавать распоряжения о смене блюд за столом, а также от нее ожидалось, что она предложит одну-две темы для разговора, если беседа затянется. Но вся ответственность за спокойное, приятное течение вечера лежала на Райане и его слугах.