– Садись, я мигом. Пирог можешь слопать хоть весь, – говорит Стефан, одновременно почти неощутимым прикосновением отправляя меня в нокаут, то есть в зеленое кресло, откуда захочешь, не встанешь, так хорошо в нем сидится. И уже на полпути к дому, обернувшись, добавляет беглой скороговоркой: – Я не потому тебя сюда притащил, что какой-нибудь ужас-ужас, а всего лишь из соображений секретности – мало ли, о чем дюжину лет назад какие-то чуваки в этом саду за пивом болтали, кому это сейчас интересно. В общем, бобер, выдыхай.

Я грожу ему вслед кулаком – якобы за «бобра», а на самом деле просто от избытка разнообразных чувств, одно другого приятней, охвативших меня после его признания. Потому что, сколь бы противоречивые слухи ни ходили среди ближайших друзей о моих предпочтениях, ужасов я совсем не люблю.

Стефан возвращается, с видом победителя потрясая пивной бутылкой и жестянкой, на которой нарисована пара крупных зеленых груш.

– Все-таки удивительные вещи происходят в этом доме с напитками, – говорит он. – Крепкие исчезают буквально за пару часов, остаются только пустые бутылки. Я вот думаю, может, Кронос их с горя пьет? Заливает свое поражение на отдельно взятом участке реальности, над которым потерял власть? Пиво при этом, наоборот, умножается, достаточно купить пару бутылок и уйти на работу, к моему возвращению их будет как минимум пять, а то и полдюжины. А с сидром совсем смешно получилось: я-то покупал модный крафтовый, полусухой, с явственным привкусом тлена, который дают только старые бочки, и посмотри, во что он здесь превратился! Старый добрый Kiss, почти грушевый лимонад.

– Так даже лучше, – улыбаюсь я, отбирая у него банку. – Нефиг сидру прикидываться суровым модным напитком, он и есть почти лимонад. Легкомысленное летнее пойло для временно впавших в детство изнеженных городских забулдыг. За то и люблю.

– С тобой никогда не угадаешь. Думал, будешь плеваться. А ты только рад.

– Я еще больше обрадуюсь, если выдашь мне одеяло. Погода у тебя во дворе – чистое счастье, но не для того, кто с утра оделся так, чтобы выжить в плюс тридцать два.

Стефану, конечно, лень возвращаться в дом за одеялом. Поэтому он вытаскивает из-под стола тонкий оранжевый плед, такой достоверно влажный от утренней росы и облепленный сухими травинками, что даже мне начинает казаться, будто плед валялся в саду под столом как минимум со вчерашнего вечера, а не возник из небытия секунду назад. В этом весь Стефан: в его исполнении всякое чудо, от пустякового, вроде моего одеяла, до фундаментальных, преобразующих мир, столь органично вписывается в реальность, что не только любой случайный свидетель, но и само мироздание легко согласится: так было всегда.

– Ну что, обрадовался? – ухмыляется Стефан. – А теперь слушай. Я позвал тебя в гости не только потому, что не знаю, куда девать этот ужасный сладкий грушевый сидр, а выливать все-таки жалко. Есть и другая причина. Вот прямо сейчас, пока мы тут прохлаждаемся, мои коллеги с Изнанки в срочном порядке уводят из города все свои Мосты.

Он говорит так небрежно, посмеиваясь, как обычно рассказывают о безобидных проказах соседских детей, поэтому до меня не сразу доходит смысл его слов. Я сперва открываю жестянку, делаю жадный глоток и только потом, поперхнувшись, переспрашиваю:

– Что?!

– Что слышал. Ребята убирают Мосты. Только не вздумай говорить, что они идиоты: это была моя идея. А я терпеть не могу критику. Чего доброго, затаю зло, буду вынашивать планы мести, настраивать против тебя ближайшее окружение, предательски клевеща за спиной. Оно тебе надо? Лично мне – нет.

– Спасибо, что предупредил, – говорю я. – А то сперва собирался бестактно спросить, чего такого прекрасного они там нанюхались, и нельзя ли остатки этого зелья отобрать у них навсегда и утопить в болоте? Но теперь сразу стало понятно: гениальная же идея! Пусть нюхают дальше, на здоровьичко. Действительно, ну их к лешему, эти Мосты.

Кривлялся бы еще и кривлялся, но на этом этапе у меня внезапно включается аналитический ум. Понятия не имею, зачем он нужен в моем нынешнем положении, но как вмонтировали в башку при рождении, так до сих пор там и болтается. Иногда даже вполне неплохо работает – вот, например, сейчас.

– Это из-за того парня, самоубийцы с набережной? – спрашиваю я. – Чтобы больше никто ничего подобного не выкинул? Очень мило с их стороны поберечь мои нервы. Я чуть не поседел, когда понял, кто это такой красивый тут у нас умирает. И какие интересные инфернальные последствия это событие может возыметь.

– Соображаешь, – кивает Стефан. – Хороший вышел бы Мост, ничего не скажешь: на одном конце наша зыбкая Изнанка, а на другом вместо смутной тоски о неведомом доме – скверная, трудная, одинокая смерть отчаявшегося безумца. Счастье, что ты его учуял. Кстати, совершенно не представляю как. Потому что я – нет. Хоть и ждал чего-то подобного примерно с середины весны. Не какого-то конкретного события, просто чувствовал, что надо быть настороже. И все равно, как видишь, проморгал.

– Да я тоже не то чтобы вот прям учуял. Просто как раз недавно догадался развесить Сети Счастливых Случайностей в той части набережной, откуда хорошо виден маяк. Был уверен, это как-нибудь интересно сработает. Ну, оно и сработало – я сам в нужный момент мимо шел. Хотя от меня толку было, прямо скажем, немного. Зато подружку привел. И уж она как следует разобралась.

– Интересная у тебя подружка.

– Да не то слово. Девчонка – огонь. И нервы железные. Я бы на ее месте давным-давно чокнулся…

– Завидовать нехорошо, – строго говорит Стефан. – Ты и так распрекрасно чокнулся на своем. А девчонка правда отличная, мы все теперь ее должники. Только с начала этого лета уже как минимум второй раз наши задницы спасает.

– Второй?!

– Первый был, когда ты с ней познакомился. Если бы горемычное существо, которое она в тот раз провожала, юный будущий всемогущий не вернулся домой после короткого поучительного кошмара, которым ему показалась здешняя жизнь, нам бы его родня такое устроила – ты представить не можешь. И хорошо, что не можешь. Ты молодой и нервный. Не надо тебе это представлять.

– Ты серьезно?

Стефан пожимает плечами – дескать, когда это я тебя обманывал. Я могу хоть сейчас навскидку припомнить пару сотен случаев, но не стану. Потому что и сам понимаю: он привирает только по мелочам, да и то исключительно ради их немедленного овеществления. У Стефана в этом смысле не забалуешь: как скажет, так оно сразу и есть.

Поэтому я просто допиваю сидр, ставлю пустую банку на землю и говорю:

– Ладно. Значит, нам повезло гораздо больше, чем я думал; это лучше, чем если бы наоборот. А что теперь будет с нашей Изнанкой? Как они станут выкручиваться?

– Да отлично они выкрутятся, – ухмыляется Стефан. – Им для этого даже руками ничего делать не надо, пока в нашем городе есть такое горькое горе… я имею в виду, такое удивительное явление природы, как ты. Маяк вы с приятелем уже раскочегарили так, что волосы дыбом. В смысле любо-дорого поглядеть. Сам же недавно проговорился: хочешь, чтобы наши горожане тосковали, сами не зная, о чем, о несбывшейся тайной далекой родине…