Давно заметили, а потом прочитали в умных книжках следующее.

Начинающих психовать надо держать под наблюдением, вводить им седативные и прочее, но, сколько возможно долго – не фиксировать.

Пусть себе ходят везде, лепечут чушь, предлагают всем чрезвычайные сексуальные утехи. Пусть! У этих субчиков в связи с интоксикацией развивается несвойственное россиянам свободолюбие: стоит такого больного привязать, поставить ему капельницу, установить мочевой катетер, словом – ограничить свободу передвижения – тут же развивается психоз во всей красе! Крик, мат, членовредительство себе и окружающим.

Один псих – напрягает все отделение. Два психа – парализуют его деятельность. Остановить, хотя бы на время, этот процесс может вовремя данный per os[40]алкоголь. Раньше иногда капали раствор спирта в вену. Очень помогало, но сейчас – запретили.

Вот к такому буяну меня и вызвали. Мужика уже привязали. О! Это такое искусство – правильно привязать! Мужик орет, бьется на вязках «как ведьмак на шабаше», в моче – по уши. Все что возможно, ему уже ввели – без эффекта. Самые запредельные дозы седативных в этой фазе – не действуют. Беда еще в том, что почти все они в это время гордо отказываются от алкоголя!

Отвязал мужика. Говорю: «Выпить хочешь?»

Больной: «А у тебя есть?»

Я: «Так сбегаю! Хочешь?»

Б.: (очень неохотно): «Ну давай».

В процедурке сестра смешала спирт с глюкозой и микстурой Попова (там есть барбитураты).

Несу стакан этого пойла в палату. Даю больному. Он понюхал: «Это что за бормотуха?»

«Десертное, – говорю. – За 72 рубля 40 копеек».

Б.: «Нет такого вина! (Пытается отдать мне стакан.) Где брал?»

Я: «Да в „Юбилейном“, на углу. Завезли недавно».

Б.: «А ты? Я один пить не буду!»

Налил в стакан воды. Прихожу.

Б.: «У тебя спирт или водяра? А то у меня закуски нет».

Сосед по палате в один миг разрезал помидор, посолил, подал нам.

И вот картина: сидит небритый безумный мужик на зассанной койке, на руках болтаются вязки, в одной руке стакан, в другой – красный помидор. Напротив сижу я в таком же виде, но без вязок. Я говорю тост и предлагаю чокнуться…

И тут в палату входит жена больного! Потом долго ее успокаивали, уговаривали не кричать, давали ту же микстуру Попова, объясняли суть лечебного процесса. А то ведь хотела идти куда-то жаловаться на врача, спаивающего ее больного мужа!

Больной с массивной повязкой на голове. Настоящая чалма. Сильно промокла кровью. В истории болезни диагноз: «Сотрясение головного мозга. Острая кровопотеря. Алкогольное опьянение».

Сотрясение и кровопотеря – почему? Оказывается, был пьян до комы. На голове – ссадина. Привезли к нам как черепно-мозговую травму. Дежурный нейрохирург ошибочно посчитал, что имеет дело с внутричерепной гематомой (а это показание для срочной операции) и в поисках ее (гематомы) насверлил в черепе 9 фрезевых отверстий. Гематомы нет. Поранил кровеносный сосуд, устроил кровотечение. Пришлось переливать кровь, искать поврежденный сосуд, дополнительно скусывая кости черепа.

«Всегда с похмелья голова болит! Но как сегодня – никогда не болела!» – пожаловался мне этот бедняга, еще не зная про дырки в черепе.

Ночью шел дождь. А утром – голубое небо и солнце. Солнце всюду – в лужах, мокрых оконных стеклах больницы, в осенних листьях кленов.

На парковке перед больницей девица в красном плащике готовится, как видно, к дальней дороге: двумя пальчиками снимает с капота красного «рено» осенние листья и относит их в стоящую неподалеку урну. Прекрасная картина – красное, желтое, голубое. Но меня она не радует: эту lady in red я хорошо знаю. Она работает эндокринологом у нас в больнице, а ее муж умирает от рецидивирующей опухоли мозга в нашем отделении.

Ledя эта – обморок для всех мужчин больницы и ночной кошмар их стареющих жен: миниатюрная золотоволоска, пахнущая ванилью. Если бывает голубоглазый бело-розовый зефир – то это она.

Начинаю разговор, который мы ведем с ней уже вторую неделю. И все с одним результатом:

– Ну так что будем делать, Лера?

У Леры сразу краснеет носик, и глаза наливаются слезой:

– У него такие боли! Может быть, морфий надо?

– Ты же знаешь: не помогают опиаты при этих болях. Надо снижать внутричерепное давление. А в его случае давление может снизить только операция. Удаление опухоли.

– Но вы ведь уже две операции сделали, а она все растет! Он так мучается!

– Две операции за шесть лет. Пять лет из этих шести он чувствовал себя хорошо, работал. Я тебе уже рассказывал, что у нас есть больные, оперированные пять-шесть раз. Витю Костикова оперировали двенадцать раз. Живет двадцать лет уже.

Недавно всех на свадьбу к Наташе З. приглашали. Ее оперировали семь раз. Облучали, травили химией с пяти лет. Ты же сама ее консультировала.

– Он уже не говорит, и судороги эти страшные…

– Если бы он говорил и был адекватен, то мы бы у него спрашивали согласие на операцию, а не у тебя. Когда он был контактен, он все с тобой советовался – «оперироваться – не оперироваться». Досоветовался!

– Операция… А потом опять облучение, химия? От этого волосы выпадают.

– Лера! Это несерьезно. Операция в этом случае простая. Я тебе уже сто раз все показывал, рассказывал, рисовал. После операции боли пройдут, восстановятся речь и движения в правой руке. У него будут ещё два-три года комфортной жизни. За это время, возможно, появятся новые химиопрепараты и появятся другие возможности у радиологов.

– Ой, мне надо еще подумать!

– Думай быстрее. Ты ведь после двух операций стала спецом по таким опухолям.

И еще раз скажу, Лера. Если ты так уж не хочешь, чтобы мы его оперировали, то мы можем направить его в Москву, в Бурденко….

– Ой, нет! Это ведь дорога… Чужой город, чужие люди…

– Лера! Давай так. Я даю тебе бланк информированного согласия на операцию, и ты пишешь в нем, что от операции отказываешься и о последствиях предупреждена…

Голубые глаза Леры делаются особенно безмятежными:

– Вы же знаете, что я ничего подписывать не стану. И потом – юридической силы это согласие все равно не имеет. Потом ведь можно сказать, что я не поняла, мне плохо объяснили…

– Но я тогда, Лера, не могу гарантировать, что дежурант не прооперирует его ночью по жизненным показаниям. Он – без сознания и, предположим, стал умирать: нарушение дыхания и прочее… Тебя не смогли по телефону найти. Так ведь уже бывало после второй операции: два дня тебя искали…