Деятели! У них теперь и дрегеры, и следящая аппаратура от Criticon, и «микроаструпы» в лаборатории. Всё теперь у них под контролем: и пульс, и давление, и насыщенность крови газами, и электролиты крови, и еще сотня показателей.

Щас, говорят, мы все скорректируем и больной оживет!

Чем скорректируете? На всю реанимацию – десять флаконов глюкозы и пять – «физиологии»! Да и неверно это – приводить у тяжелого больного анализы к «норме». Может, ему как раз и нужен высокий сахар и низкая концентрация углекислого газа в крови.

Тут опять зазвонил телефон. Взять – не взять… В операционной ждут…

В трубке – голос Светы:

– Ты бы заехал после работы. Валентин приболел, третий день лежит, не встает. Послушай, постучи… Может, что-то попить ему надо…

Света и Валентин – друзья моих родителей. Когда мой отец умер, а мать уехала в другой город, Света и Валентин остались нам от родителей «в наследство». Как можем, помогаем им: на даче постоянно что-то с ними закапываем и откапываем, чиним забор и теплицу и т. д., но в основном – всякие проблемы со здоровьем Валентина.

Они друг друга с четырнадцати лет знают. А недавно золотую свадьбу отшумели.

Уже поздно вечером я подрулил к их пятиэтажке. Ругают эти дома, «хрущёбы», а я их люблю. Сколько в отрочестве портвейна было выпито в их гостеприимных подъездах! Недавно встретился с другом детства. Решили вернуться в юность. Купили бутылку портвейна «Кавказ»… А потом часа два искали подъезд, не забронированный дверью с домофоном. Не нашли!

Дверь открыла веселая и какая-то взвинченная Света. Еще та старушка! Пенсионерка балета. Копна рыжих волос, ни грамма лишнего жира. В брючном костюме и в проекции «вид сзади» – даст фору большинству молодух.

– Ну, мамаша, где больной?

– Где! На диване, телевизор смотрит! Водку-чай пить будешь?

– Холодный чай, горячая крепкая водка… Спрашиваешь! Сейчас только с Валентином поздороваюсь.

У них две «тарелки» и кабельное ТВ. Сотни каналов. Но смотрит Валентин только про спорт и новости, и только на русском языке. Вот и сейчас – едва я вошел в затемненную гостиную, как тут же на экране нарисовался президент и стал отделять мух от котлет. С задачей этой он никогда не справляется: все наши котлеты сделаны целиком из этих самых мух.

И сказал нам президент с экрана: «Трудно удержаться, чтобы не рассказать о последнем открытии наших ученых. Сколько было сказано и сколько врали нам про так называемые НЛО! Так вот. Выяснилось, что не прилетают и никогда не прилетали к нам неопознанные летательные объекты!

Наши ученые доказали, что они от нас всегда только УЛЕТАЮТ!»

Валентин лежал на правом боку. В его помутневших глазах телевизионный президент уже не отражался. Из приоткрытого рта подтекала сукровица. Кожа холодная, в синих пятнах. Отчетливо попахивает…

В дверях встала Света:

– Ты ему скажи, что кушать надо! От всего отказывается. Третий день ничего не ест!

– Давай выйдем на кухню, Света.

При покойниках всегда неудобно бывает обсуждать их перспективы.

– Света, Валентин ведь умер. И давно.

– Да? Шуточки у тебя! Как тебя увидел, так и помер?! Ты ведь и не слушал его. Давление не померил…

Знаешь, мы тут с ним такую передачу посмотрели о Диане Вишневой! Валентин балет не любит, но про Диану и он смотрел с удовольствием…

Может, «скорую» вызвать, раз это не по твоему профилю? Или давай я к Иринке-фельдшерице сбегаю. Может, укол какой… Горчичники еще хорошо. К затылку их надо ставить…

Сейчас давай пока чаю выпьем с пирожками. Я Валентину напекла его любимых с капустой, а он не стал… А потом я схожу к Ирке…

Ты нашу аптечку знаешь. Может, еще чего надо подкупить. Тут рядом дежурная аптека есть…

Смотрю на Свету. Оживленная, голубенькие глазки – неоново сияют. Энергия – через край… Единственный сын умер лет десять назад. Взрослые внучки в количестве двух безуспешно блядуют переводчицами в Москве. Других родственников нет.

Звоню жене:

– Слушай, приезжай по-быстрому к Свете… (Ловлю на себе вдруг потяжелевший Светин взгляд.) – Тут Валентин приболел, надо ей помочь будет. Жду.

Прикидываю. Может быть, удастся как-то отвлечь или усыпить вдову. Потом с ребятами перевезем Валентина в морг, в холодильник. Или лучше сказать Свете, что Валентина необходимо госпитализировать? А то ведь не заснет она сама и ничем ее уже не усыпить. Никакой наркоз в этом случае не помогает.

Лежит больной в акинетическом мутизме. Пронзительный взгляд, не реагирует ни на что, полная неподвижность и отсутствие речи. Каждый день, ровно в 11 часов 36 минут по Москве, он вытягивает перед собой руку, внимательно смотрит на нее, делает два вращательных движения кистью руки. Затем опускает руку и вновь – неподвижен и отрешен до 11.36 следующего дня.

Будучи в отпуске, в небольшом русском городе в гостях у коллеги, я с привычным, но чрезмерным уже кровотечением из язвы желудка попал в больницу. Лечили меня старательно. Лекарственные фантазии коллег ограничивала только фармакопея и справочник Vidal. Когда я, наконец, смог воспринимать окружающее, то увидел за открытыми больничными окнами солнце и голубое небо. Ветки деревьев, полные свежей листвой, бесцеремонно вторгались в палату.

Скучно и тоскливо мне стало. Сколько ж можно – кровит и кровит, едрена вошь! В палате кроме меня лежали еще двое больных.

Один был молод и бледен. Все время сидел на кровати, сильно наклонившись вперед и сжимая живот руками. Периодически он вставал, брел в коридор и просил у сестры «укольчик». Хорошо было слышно, как сестра в очередной раз советовала ему потерпеть.

Второй, мужчина лет сорока, все время лежал на спине и внимательно смотрел на потолок.

Тут случился общий врачебный обход. Чем меньше больница, тем торжественнее обставляются такие обходы. У нас все это – бегом и со смешками (больные заранее обсуждены, решения приняты, и обход делается, чтобы показать больным заведующего). Но здесь в палату важно вошли сразу человек двадцать в белом:

– сестрички, типа «доярки» с перепуганными лицами;

– надутая «старшая» с какой-то флягой в руках и полотенцем;

– толстая сестра-хозяйка, держащая руки на животе, под фартуком;

– два скучающих интерна, мальчик и девочка;

– загорелые врачи, похожие на крабов: зашли боком и руки, как клешни, – тяжелые и большие.

В центре этого движения, как Христос на картине Иванова, обреченно брел заведующий. В отличие от Христа он был лыс и громоподобен. Хотя, черт его знает, каков был этот Христос! То, что его распяли вместе с бандитами, – заставляет задуматься. И с врачами часто поступают именно так – распинают.