Алекс понимающе кивнул.

– Прости, – сказала я, залпом опустошая половину бокала. – Я не собиралась плакаться.

– Нет, нет, не извиняйся, – произнес он так простодушно, что я ни на секунду не усомнилась в его искренности. – Я предпочитаю слушать, что люди рассказывают о себе, чем обсуждать… ну не знаю, последний голливудский боевик, например.

– Хотя и это не так уж плохо, – оживилась я.

– Конечно, нет, – улыбнулся он. – Моя мать, например, зациклена на моих прошлых грехах.

Я издала глубокий и протяжный вздох облегчения. О своих родственниках я редко решаюсь кому-нибудь рассказывать, это мое больное место. Алекс же произнес это таким тоном, как будто банальнее вещи на земле и нет.

– Не верю, чтобы твоя мама тебя шпыняла, – призналась я. – Ты такой взрослый.

Я не спрашивала, сколько Алексу лет, но, скорее всего, он несколько старше меня. Седые волосы серебрились даже в тускловатом свете траттории, а вокруг глаз, когда он улыбался, собиралась сеточка морщинок.

– Взрослый! – рассмеялся Алекс. – Тебя послушать, так ты тинейджер.

Ну, если принять во внимание мою эмоциональную неустойчивость, так оно и есть. Однако Алексу я этого не сказала. И так уже кучу всего наговорила, надо бы оставить пути к отступлению.

Но благими намерениями… Через несколько минут, торопясь и захлебываясь, я уже выкладывала про Джил.

Вопреки ожиданию, Алекс не кинулся утешать меня и воздержался от тех банальностей, что лепечут обычно в подобных случаях. Напротив, он задумчиво выслушал меня, а затем кротко сказал, что моя подруга была обязана рассказать все сама, но у нее не хватило духу разрубить узел одним ударом. Следовательно, она должна быть благодарна, что кто-то сделал это за нее. Даже несмотря на то, что вышло не особо красиво.

Я ошеломленно смотрела на Алекса. Такой поворот мне и в голову не приходил.

Он пожал плечами: неторопливый, почти тяжеловесный жест.

– Ну, я просто предположил.

– Спасибо! Ты меня здорово успокоил! И впрямь, как гора с плеч.

– De nada[15], – с улыбкой ответил он. – О, смотри. Вот и наш заказ. Наконец-то, а то я совсем оголодал.

Воспользовавшись паузой, чтобы осмыслить его слова, я принялась за еду. Что ж, а в таком раскладе есть определенный смысл. Мне еще не доводилось использовать парней для успокоения собственной совести. Барт вечно мне сочувствовал. Он бы заявил, что Мэл – корова, а Джил совсем охренела, и мы бы дружно налакались. Это утихомирило бы мое эго, но не совесть.

Алексу же удалось добиться этого с помощью двух-трех простых фраз, что ужасно смахивало на чудо.

Еда оказалась очень даже ничего. Время от времени я отрывалась от протеиновой благодати своего эскалопа и хищно тянулась к тарелке Алекса за жареной картошкой. Мы болтали о моей маме, о Крисе, о родителях Алекса, которые со скандалом расстались, о его сестре. Разговор то и дело уходил в сторону, когда кто-то из нас вскользь ронял первое, что приходило в голову. Тогда болтовня совершала крутой вираж, напоминая американские горки; мы болтались в воздухе, тряслись от страха и наслаждались скоростью, чувствуя, как ветер играет в волосах.

Вчерашний обед с Йоханом в сравнении с нынешней трапезой казался мне волшебным воплощением идеального свидания: красивый мужчина, шикарный ресторан, все как положено, и я разыгрываю вариацию на тему собственной личности – как в ролевой игре. С Алексом же не было никакой нужды распускать перья и корчить из себя черт-те что. С ним я была собой. Бедняга. Странно, что еще не напился до беспамятства.

А я напилась. Возможно, ударная доза алкогольного допинга понадобилась мне из-за того, что я пустилась в такие откровения с мужчиной. Довершила катастрофу щепотка коки, прятавшаяся у меня в сумочке. Ею я собиралась восстановить баланс и слегка прочистить мозги. Пару раз я удалялась в заведение для девочек и оба раза возвращалась оттуда ясноокой и энергичной. Говоря языком метафор, верткой как белка. Оба раза Алекс, заслышав мои шаги, оборачивался. Я бы так никогда не поступила. Обычно я старательно изображаю изумление, когда мой спутник возвращается из туалета, – словно даю понять, будто мне настолько приятно побыть с собой наедине, что у меня ненадолго отшибло память. Алекс же встречал меня улыбкой, нетерпеливой и радостной, что ужасно льстило и в то же время выбивало из равновесия. Поэтому мне приходилось с новой силой накидываться на спиртное, а потом опять тащиться в сортир, чтобы прочистить мозги. Все это походило на заколдованный круг.

– Этот ресторан прекрасно бы устроил Лайама и Фелисити, – заметила я, когда, нанеся в туалет второй визит, плюхнулась на стул.

Я успела посвятить Алекса в интимные подробности их вчерашнего рандеву. Никакой опасности в этом не было – вариации на эту тему уже появились в парочке таблоидов. Господи, придется брать дело в свои руки как можно скорее.

– Здесь меньше пронырливых газетчиков? – предположил Алекс.

– Нет, скатерти подлиннее.

Розовые скатерки спадали до самого пола, а сверху столик накрывался белой салфеткой, которая менялась после каждой трапезы. Старомодно, но внушает доверие. Как и вельветовые штаны Алекса.

– Да, здесь есть где разойтись, – похвалил он. – Можно положить ноги к собеседнику на колени, даже не придвигая стула. – Он посмотрел на меня: – Попробуем?

– Слишком долго стаскивать сапоги, – ответила я с нервным смешком, тут же разозлилась на себя и схватила бутылку. И что за хрень творится со мной? Обычно мне нет равных в искусстве грязных намеков.

– Надеюсь, у тебя проблем не будет? – спросил Алекс, и на долю секунду мне показалось, что он предлагает поработать ногой у него в паху.

Рука дрогнула, и я пролила немного вина. Не столько, чтобы попросить официанта заменить скатерть, однако достаточно, чтобы почувствовать себя неврастеничкой, да еще страдающей эпилепсией.

– Я о слухах, которые уже поползли. Они не помешают тебе? – продолжал Алекс, Как бы между прочим промокая пятно салфеткой.

– А! – выдохнула я. – Ну, может быть. Я не сторонница философии, что любая огласка хороша. Понимаешь, если бы это произошло после того, как шоу вышло в свет, то мы имели бы бурю в стакане. А так… Наверняка станут галдеть, что Фелисити выудила из своей постели мужика и теперь пропихивает его. Лайам так молод, что мысль о блате просто напрашивается сама собой. О чем и поспешили написать газеты.

– А на самом деле? Я покачала головой:

– Фелисити отнюдь не дура. Она не станет пускать насмарку свою блестящую карьеру лишь потому, что ей приспичило прыгнуть к Лайаму в койку. Разумеется, он нравится ей, но так и должно быть – это гарантия того, что он понравится и зрительницам.

– Новый сердцеед на подходе?

– Что-то вроде того.