— В смысле? — нервно уточнила Могилева, разглядывая великую поэтессу.

Любопытно, ни на ее татарском лице, ни на блондинистой физиономии Есенина никакой муки мученической больше не наблюдалось. Зато белогвардеец рядом с Ахматовой выглядел очень странно: не лицо — посмертная маска боли. Боли, доминирующей над характером и индивидуальностью, способной сделать близнецами даже самых непохожих людей…

Не потому ли это закостеневшее, давно не существующее лицо на старом коричневом снимке так явственно напомнило ей другое, недавнее, но также безвозвратно канувшее в Лету — лицо мужчины в черном больничном коридоре?

— Кто это? — опасливо поинтересовалась она.

— Николай Степаныч Гумилев, — представила ведьма, и по ее тону можно было подумать, что она знакомит гостей на светском суаре. — Первый муж Ахматовой. Расстрелян.

— Но на фото он еще живой? — с сомнением спросила звезда.

— Сейчас я тебе все объясню. Портреты — сигнализаторы! — Карамазова горизонтально провела взглядом вдоль каминной полки. — Ахматова, Гумилев, Есенин с Айседорой Дункан, Александр Блок с Любой Менделеевой, Булгаков, Зина Гиппиус, Кузмин. Я сама их придумала!

— Кого? Гиппиус и Кузмина? — Наташе стало ужасно стыдно, что она не признала ни Есенина, ни Блока, не говоря уже о том, что трети названных фамилий не слышала и в помине. — Но если бы Ахматова была в профиль, я бы обязательно ее узнала — по носу! — убежденно заявила она.

— Я придумала сделать их своими помощниками, — горделиво провозгласила ведьма. — Конечно, с тем же успехом можно было подобрать колоду королей или революционеров, но литература — это моя слабость.

— Я тоже читать люблю, — кивнула певица. — И что с того?

— Вожди, поэты, артисты вобрали в свои жизни все человеческие страсти и трагедии. Они стали, по сути, воплощением этих трагедий и страстей. И когда ты пришла ко мне в прошлый раз, я увидела: Есенин и Ахматова помрачнели и с тревогой косятся на своих супругов — Дункан и Гумилева. Дункан, если ты знаешь, погибла из-за глупейшего несчастного случая — была задушена собственным шарфом, конец которого попал в колеса ее машины…

— Это все знают! — насупилась Наташа. — Об этом даже Малинин пел! «Ах, Айседора, скажите шоферу, чтоб ехал назад…» — Она с любопытством изучила немолодую полную даму в ковбойских сапогах и платье с бахромой. Естественно, Могилева сто раз слышала про Айседору, но, признаться, никогда не видела ее раньше и, честно говоря, представляла легендарную танцовщицу совсем по-другому — тонкой, хрупкой, моложавой.

— А Гумилев уже во времена советской власти был внезапно схвачен и расстрелян. И если мои портреты вспомнили и сигнализируют мне об этом, значит, в ближайшее время должны произойти два аналогичных несчастья, и оба они как-то связаны с тобой. Мужчину, который вот-вот получит пулю в голову, я, увы, не знала… А тебя честно предупредила об опасности. Слава богу, несчастный случай с люстрой не был смертельным… И поскольку за время твоего визита ни Сережа, ни Айседора даже глазом не моргнули, можешь расслабиться — смерть тебе больше не угрожает.

Могилева желчно скривилась, с трудом удержавшись, чтобы не покрутить пальцем у виска.

Утверждение, что ей не угрожает смерть только потому, что фотографии не моргают глазами, казалось ей идиотским в целом и не имеющим никакого отношения к делу в частности.

— Тебе не угрожает, — повторила Карамазова, со значением выделяя слово «тебе». — Смерть грозит второй «Королеве». — Ведьма укоризненно постучала пальцем по искореженному лицу расстрелянного Гумилева. — Зря она опаздывает. Ей пора бы уже быть здесь…

— Так… — сделала вывод Наташа. — Я, пожалуй, пойду.

Не оживляющая мертвых Иванна Карамазова оказалась попросту полоумной. И, независимо от того, умрет или нет певица через год, сейчас ей хотелось поскорее унести ноги от другой, вполне конкретной опасности — безумной ведьмы, гадающей на снимках мертвых поэтов и танцовщиц.

— Подожди, — неожиданно властно приказала Иванна. — Она скоро будет.

— У меня дела, — боязливо отрезала Наташа. — Я не могу тратить ни часа на… — На что, она не стала договаривать из вежливости. С сумасшедшими лучше не спорить. — Эх… — Она с жалостью посмотрела на умалишенную малолетку, зашторивавшую окна среди бела дня и разжигающую камин среди лета.

Бедная чокнутая девчонка в огромной квартире. И квартиру теперь точно не купишь — связываться с ненормальными себе дороже…

— Уж лучше бы ты гадала на засушенных насекомых! — певица сокрушенно махнула рукой и пошла в коридор.

Дернув замок, она сама открыла себе дверь и непроизвольно отпрянула…

На пороге стояла девушка. Черные очки скрывали ее черты. Все остальное — рыжие, завитые в спирали волосы, джинсы, блестящая блузка, массивный серебряный браслет — были один в один украдены из последнего клипа Могилевой.

— Кто вы?! — спросила Наташа грозно.

— Наташа, вы?! — выдохнула девушка, оторопевшая не меньше ее.

— Итак, «Королевы» в сборе! — послышался за спиной повелительный голос Карамазовой. — Думаю, вам есть что сказать друг другу…

* * *

— В это невозможно поверить. Вы, именно вы были рядом с Володей, когда он умирал! Не кто-нибудь, а сама Наталья Могилева… — невнятно пролепетала Ольга.

Зайдя в комнату, она сразу сняла очки, обнажив заплаканные глаза с красной сеткой лопнувших сосудов. Лицо девушки было изможденным, губы бледными и сухими, точно у нее жар…

— Я преклоняюсь перед вами… Я всегда равнялась на вас…

— Вижу. — Наташа удивленно покосилась в сторону Карамазовой. — Ты знала об этом? Знала, что мы встретимся здесь? От них? — Певица затравленно посмотрела на фотографии.

— Но не я притянула эту встречу, — ответила ведьма. — Вы повязаны давно и крепко… Даже если учитель и ученик не знакомы друг с другом, их судьбы всегда сплетены узлом. Когда вы начали петь? — требовательно спросила она у Ольги.

— Год назад. Тоже летом… То есть пела я всегда, но год назад приняла решение стать звездой, как Наташа… Как Наталья Могилева. У нее тогда вышел клип «Дорога», и я решила, что хочу быть такой же… — сбивчиво объяснила подражательница.

— А когда у тебя начался творческий кризис? — обернулась Иванна к звезде.

— Год назад, после клипа «Дорога»… — ошарашенно признала Наташа.

Могилева придирчиво оглядела начинающую певицу, прекрасно понимая, к какому итогу подвела ее ведьма. Вывод напрашивался сам собой — невозможный и элементарный, как дважды два — четыре.

— Жаль, что мы встретились только сейчас, — проникновенно сказала Оля, не уловившая связи между вопросами. — Именно сейчас, когда… — Она горько вздохнула. — Мне уже все равно. Я ведь так мечтала познакомиться с вами… Так мечтала… — Она говорила об этом, как о желании давно минувших лет, пожелтевшем, словно страница старого дневника, все страсти и чувства, описанные в котором, давно рассыпались прахом.