И вскоре именно этому и суждено было случиться. Парижский договор и его катастрофические последствия нанесли Помпадур смертельный удар.

Она долго держалась чудесным усилием воли. А теперь у нее сложилось ощущение, что ее роль при короле сыграна, что больше она ему не нужна. Разве он не бегал за каждой юбкой ради того, что она уже не могла ему дать? Меланхолия вытравила из нее ту радость жизни, которая казалась неисчерпаемой. Она все еще пыталась притворяться, развлекать короля своими речами, когда он ее навещал, но уже не строила никаких иллюзий насчет своего будущего. Помпадур уже составила завещание в пользу короля и брата и приготовилась к последнему испытанию. В феврале 1764 года, когда она была в замке Шуази, у нее внезапно поднялась температура и пошла горлом кровь. Маркиза решила, что все кончено, врачи не радовали прогнозами. Людовик XV, чей эгоизм был всем известен, примчался к ее изголовью. Он приходил к ней каждый день, ожидая печальной развязки. Но в этой женщине энергия била ключом: температура внезапно спала, и маркиза выздоровела, словно по мановению волшебной палочки, к огромной радости Людовика XV. Она снова заняла свои покои в Версале и снова начала почти ежедневно встречаться и разговаривать с королем. Но это была всего лишь отсрочка. В начале апреля болезнь снова проснулась, и маркизе становилось все хуже и хуже. В ночь с 14 на 15 мая маркиза долго исповедывалась и получила отпущение грехов. Рано утром она попросила посадить ее в большое кресло; она едва дышала, но до последнего вздоха интересовалась государственными делами, отдав последние силы встрече с интендантом почт. Чуть позже некоторые из преданных друзей пришли ее навестить. Она говорила с большим трудом. Слабым голосом маркиза прошептала: «Она приближается, друзья мои, оставьте меня теперь с моей душой, моим исповедником и моими женщинами…»

В тоне ее не было страха, напротив, лицо ее осветила слабая улыбка… За окнами вернулась зима, более холодная, чем раньше. Появились темные облака, словно бы небо решило надеть траур по женщине, которая готовилась умереть. Кюре из церкви Святой Магдалины, исповедник маркизы, поднялся, чтобы уйти, и тогда Антуанетта нашла в себе силы последний раз пошутить в своей неподражаемой манере: «Секунду, господин кюре, – произнесла она, – мы уйдем вместе».

Это были ее последние слова. Той же ночью, почти тайно, тело Помпадур вывезли из замка, как того требовали приличия. Приличия также запретили королю проводить ее в последний путь.

Из окна замка он смотрел, как мимо проносят гроб с телом той, кого он так сильно любил. По его щекам скатились две слезы, и он прошептал:

– Вот и все, что я мог ей вернуть.

Нет сомнения в том, что Помпадур по достоинству оценила бы эту надгробную речь. После ее смерти комментарии, увы, не стали более снисходительными к ней. Но если общественное мнение еще долго клеймило ее, «королева сердца», по крайней мере, осталась в общественной памяти символом красоты, элегантности и остроумия.

2. Дюбарри

После Пуассон – Бекю! Да, девичьи фамилии обеих «королев сердца» Людовика XV не очень благозвучны[94]. К счастью для их реноме, обе они остались в памяти потомков не под этими фамилиями. Но на этом сходство двух фавориток заканчивается. Если Помпадур как-никак принадлежала к семье добропорядочных буржуа (правда, ее мать добропорядочностью не отличалась, но это детали), то с происхождением ее «сменщицы» все обстояло не столь благополучно. Жанна Бекю, будущая графиня Дюбарри, та, кому суждено было скрасить последние дни Людовика Любимого, отличалась от других королевских любовниц той редкой особенностью, что она была дочерью поденной швеи… и священника. Для того чтобы полностью представить себе генеалогию Жанны, добавим, что Анна Бекю, поденная швея, «округляла» свой заработок больше с мужской частью клиентуры, нежели с женской. От одного из своих «клиентов», монаха по имени Жан-Жак Гомар или отец Анж (ангел), она и «понесла». Новорожденная Жанна появилась на свет 19 августа 1743 года в Вокулере, городке, знаменитом тем, что именно там начался славный поход ее тезки Жанны д’Арк. Естественно, это простое совпадение, сравнивать королевскую фаворитку с Орлеанской девственницей занятие неблагодарное. Но прежде чем приступить к описанию многообещающего дебюта этой молодой особы на избранном ею поприще, давайте бросим взгляд на Францию времен «междуцарствия», когда прежняя «королева сердца» отошла в мир иной, а новая еще не заняла эту вакансию.

Волнения, которыми целый год была охвачена страна, еще не улеглись. Конфликт между королем и различными парламентами также еще не утих. Генеральный прокурор парламента Ренна Лашалотэ заимел большой зуб на губернатора провинции герцога д’Эгильона. Такая напряженная обстановка вынудила короля принять жесткие меры против многих должностных лиц из третьего сословия, что только усилило всеобщее недовольство. Кроме того, возможные спекулянты зерном вызывали справедливое возмущение крестьян – такие аферы могли привести к голоду. А тут еще и вечные хворобы дофина. Конечно, король и его наследник часто спорили, амурные похождения Людовика XV глубоко оскорбляли набожного дофина, но эти стычки не мешали отцу с сыном любить друг друга. Если бы дофин умер, как уже умер его старший сын, наследником трона должен был бы стать его младший сын Людовик-Август. А будущему Людовику XVI было в то время всего одиннадцать лет, и Людовик XV со страхом думал о том, что бремя власти может в скором времени лечь на плечи столь юного принца. Последовавшие события подтвердили эти опасения. 20 декабря 1765 года дофин все-таки скончался, и эта смерть сделала политическую обстановку в стране еще более напряженной.

Со своей стороны, хотя король и был сильно опечален смертью маркизы де Помпадур, его неуемная плоть не могла позволить долго носить траур. Как мы уже видели, не один день и не один год маркиза и Людовик были всего лишь друзьями, часто союзниками в ведении государственных дел, а иногда и сообщниками в организации королевских забав. Помпадур, бывшая в курсе всего, что происходило в домике в Оленьем парке, как-то сказала своей камердинерше мадам дю Оссе про сменявшихся там «жиличек»: «Все эти девицы не имеют никакого образования и не смогут отнять у меня короля».

Дальнейшее подтвердило ее правоту. После смерти маркизы король продолжил «охоту на ланей» в Оленьем парке, что для него было просто разрядкой телесной плоти, но не имело ничего общего с восточным сералем, как это описывают некоторые историки. В жилище, бывшем немым свидетелем королевских любовных забав, не проживало более двух обитателей, а «стадо» регулярно обновлялось благодаря заботам Лебеля. Камердинер короля следил за тем, чтобы его хозяин не впадал в уныние, а Людовику было с чего унывать: годы идут, скоро шестьдесят, а блистательной Помпадур рядом нет… Король Франции вовсе не был в то время каким-то сексуальным уникумом. В биографии мадам Дюбарри Андре Кастело сообщает, что многие монархи – современники Людовика XV дали бы ему сто очков вперед: «Саксонский двор, – пишет он, – был гнездом разврата, и Августу II, удачно прозванному Сильным, приписывали триста пятьдесят четыре незаконнорожденных ребенка. Фердинанд Неапольский удивил даже Италию своим гаремом в Сан Люччио. Похождения Матильды Датской так надоели Кристиану VII, что он приказал отрубить голову ее любовнику Штройзее. Курфюрсты Ганноверские проторили дорогу убийством Кенингсмарка и процессом по обвинению в супружеской измене Софии-Доротеи, жены короля Англии Георга I. Фридриху Великому не без основания приписывали извращенные нравы, а король Португалии сожительствовал с аббатисой некоего монастыря».