Его мечты рассыпались в прах в ту ночь, когда он отдал свою жизнь в руки Яна Спаена.

Воспоминания вернули де Графа к тому времени, когда прошло четыре года после его приезда в Батавию. Перед глазами возникла маленькая, скудно меблированная комната, появилось ощущение ужасной влажности, изматывавшей тело и душу. Спасаясь от бессонницы и беспредельного одиночества, он отправился прогуляться по улицам города.

Экзотическая красота Батавии очаровывала де Графа. На балконах домов вдоль каналов веселились компании, отсвет фонарей колыхался на воде. Голландцы и голландки прогуливались по аллеям и мостам; азиатские торговцы и моряки заполняли питейные заведения и игорные притоны. Разноязычный говор сливался со звуками голландских мандолин, китайских флейт, индонезийских барабанов и цимбал.

— Господин! Хотите получить удовольствие? Заходите, заходите! — Перед полуразрушенным домом, в той части города, где обитали местные жители, стоял улыбающийся молодой яванец, жестами приглашая де Графа в комнату, где перед толпой мужчин демонстрировали свои прелести обнаженные местные девушки. — Я продам вам красавицу, хорошая цена!

— Нет, спасибо. — Де Граф зашагал прочь. Но сводник не отставал.

— Не любить женщин, господин? Тогда идем со мной — я дам то, что вам нужно.

Все разумные, чистые инстинкты призывали де Графа отказаться. На карте стояла его душа. Он знал, что опасность разоблачения велика в этой маленькой колонии, где все у всех на виду. Однако потребность де Графа в физическом освобождении и в человеческом общении возобладала над стремлением к спасению. Застучавшая в висках кровь заглушила голос рассудка. Он пошел за сводником по темным, загаженным переулкам, вдоль смрадных каналов в сторону реки. Тропическую ночь наполняли стрекот цикад и ароматы цветов, доносившиеся из джунглей. Луна, похожая на громадный золотой флорин, освещала тропу, по которой сводник вел де Графа мимо качавшихся на якорях лодок с бамбуковыми крышами и порванными занавесками, прикрывавшими длинные корпуса. На иных лодках мерцали огоньки. У одной из них сводник остановился.

— Здесь, господин, — сказал он, раздвигая занавески.

Внутри на куче подушек сидел красивый местный юноша с блестящей темной кожей, с развитой мускулатурой и сверкающими глазами. Его естество скрывала набедренная повязка.

У де Графа перехватило дыхание. «Пусть Господь будет милосерден к моей душе…»

— Сколько? — хрипло выдавил он.

Через некоторое время де Граф сошел с лодки, испытывая скорее стыд, чем удовлетворение. Для его души не оставалось надежды: он проклят. Потом, стоя на тропе неподалеку, он увидел фигуру голландца; поля его широкополой шляпы ярко освещала луна. Табак в его трубке, вспыхивавший при затяжках, высветил правильные черты лица и золотые волосы Яна Спаена. Видимо, он был в борделе, услышал, что именно сводник предложил де Графу, и проследовал за ними сюда. Ужас парализовал де Графа. Он представил, как сильные руки запихивают его в волосяной мешок; услышал собственные вопли, когда море сомкнулось над ним. Спаен кивнул и неспешно пошел назад.

Следующие несколько дней де Граф провел в ожидании ареста. Потом явился Спаен.

— Говорят, вы один из лучших в бизнесе, — сказал он. — Мне нужен партнер. Я уже переговорил с вашим начальством, и оно согласилось назначить вас ко мне. У вас будет то же жалованье — и процент от всего, что мы сделаем на стороне. Я гарантирую, что вы не пожалеете.

Он ни словом не упомянул об увиденном, но его многозначительная улыбка не оставляла сомнений. Так де Граф начал сопровождать Спаена в путешествиях через джунгли в поисках новых поставщиков пряностей, в поездках в Индию и Китай, чтобы закупать шелк для Европы. Если храбрость и очарование Спаена открывали для них новые рынки и обеспечивали выгодные сделки, то финансовое мастерство де Графа выстраивало из их прибылей состояние. И все же для де Графа это партнерство было невыносимо. Ему внушали отвращение пьянство Спаена, его пристрастие к азартным играм, сексуальным излишествам, его драчливый характер. Во время рейда Спаена на Тайвань его чуть не убили. И еще Спаен потакал пороку де Графа, добывал для него мужчин, где бы они ни были.

— Я всегда вознаграждаю хорошую работу, — заявлял он.

Де Граф же, уступив однажды сексуальному желанию, не мог устоять перед постоянными соблазнами. Таким образом Спаен все сильнее привязывал его к себе, хотя де Граф все больше жаждал свободы. В Японии де Граф объявил Спаену, что с него довольно. Между ними произошла ссора, свидетелем которой стал доктор Хюйгенс. Осведомленность Хюйгенса не давала де Графу покоя, однако доктор по сравнению со Спаеном был более слабым противником.

— Вы тоже ненавидели и боялись Спаена, — заметил де Граф в ответ на неуклюжий шантаж Хюйгенса. — Если у меня и был мотив убить Спаена, то и у вас тоже. Вы угрожаете мне, но и у меня есть для этого не меньше возможностей.

Как он ошибался в докторе, который всегда казался образцом флегматичной буржуазной добродетели! Что бы ни натворил Хюйгенс, это, должно быть, плохо, раз он так беспокоится.

— С точки зрения японских властей любого из нас могут счесть контрабандистом, — продолжал де Граф, хотя и знал, что его послужной список, список личного торгового партнера Спаена, работает против него. — У нас одинаковый доступ к товарам. А вы еще и говорите на местном языке, не так ли?

Хюйгенс закрыл лицо руками и мрачно выругался:

— Verdomme![4]

Де Граф улыбнулся:

— Значит, нам, похоже, стоит объединиться и защищать друг друга. Если вы сохраните мои тайны, я сохраню ваши. — И не только те, о которых шла речь сейчас, но и то, где они были прошлой ночью и в ночь исчезновения Спаена, и то, что де Граф собирался сделать перед отплытием. — Если мы будем твердо стоять на своем, никто никогда не обвинит ни одного из нас в убийстве Спаена. Мы будем в безопасности.

Доктор поднял взгляд и с облегчением, жалкой готовностью и благодарностью закивал:

— Да, да. Так мы и поступим. — Он схватил руки де Графа своими горячими потными ладонями. — Спасибо вам, Мартен.

На улице стражники окружили трех других голландцев, вернувшихся из поездки сегодня утром. Переводчик Исино помахал рукой:

— Заместитель директора де Граф! Доктор Хюйгенс! Пора хоронить директора Спаена!

Де Граф встал и пошел к лестнице.

— Я тоже благодарен вам, Николас.

Его душа, может, и обречена вечно гореть в аду, но если повезет, то ни японцы, ни голландские власти не накажут его ни за убийство Спаена, ни за другие преступления. Опасность скоро минует; он вернется в Нидерланды богатым и свободным человеком.

Де Граф размышлял, в чем состоит тайный грех Хюйгенса и способен ли добрый доктор на убийство.

Похоронная процессия двигалась по крутым улочкам Нагасаки в сторону голландского кладбища в горах. Сано в церемониальном наряде, состоявшем из белого нижнего халата, черного шелкового кимоно, штанов и накидки, с обмотанными черной материей мечами — знак уважения к усопшему — ехал верхом почти в самом конце процессии. Солдаты на конях раздвигали толпу, собравшуюся посмотреть на варваров. Зеваки шли за процессией, давились на балконах и крышах домов вдоль всего пути, радостно перекрикиваясь. У продавцов закусок бойко раскупали товар, но обычная торговля остановилась. Дождик по-прежнему моросил, но никто не обращал на него внимания.