Когда Сисселоур ушла, Ферн осталась сидеть у переплетения толстых корней, близко к стволу. Она видела над собой часть ствола, похожего на стену гигантской башни, могла хорошо разглядеть низко свисающие ветви и землю под ними. Кто знает, какое создание может быть выведено при долгом, долгом путешествии к кроне Древа? От этой мысли становится так же холодно, как и при мысли о бесконечности, и Ферн охватывает дрожь.

Туда, где сидит Ферн, солнце не проникает. Повсюду вдали пляшет свет, зелено–золотые проблески проникают сквозь массу листвы к земле, где они скачут, как солнечные зайчики, в потоках легкого ветерка, откуда–то прилетевшего к Древу. Где возникает этот ветерок, не знает даже Моргас, может быть, его порождает само Древо, выдыхая из себя воздух, качаясь в собственном ритме под некую таинственную музыку своей сердцевины. Само солнце, сияющее на верхних ветвях, может быть эманацией мыслей Древа, таких же нереальных, как нереально биение пульса — смена дня и ночи. Ферн ощущает энергию Древа не только в могучих сплетениях корней, но и в почве под ногами, в гуще листьев, опадавших многие, многие годы, в созревании и гниении голов. И Моргас была притянута этой энергией, которая пестовала ее Дар, исправляя ее душу. Древо приютило ее, как огромного паразита, что питается кровью своего хозяина. Ферн давно это чувствовала, но не понимала, а сейчас наконец ей все стало ясно. Моргас и Древо связывают порочные узы. Огромная масса плоти — это просто зримое выражение сущности ведьмы — сущности пиявки. Сознание Моргас тоже может питаться силой Древа, в ужасе объятий Моргас Ферн чувствовала подавляемый голод и страсть к абсолютной власти, которая видна в глазах ведьмы. Но Древо существует в своем измерении, вне реальности, между мирами. Моргас смертна и подвижна, ее желания удовлетворяются в других областях, там она кормит ненасытных и простирает свои щупальца все шире и шире. Древо, может быть, и чудовищно, но мысли Моргас, буйно проламывающиеся сквозь Время и реальность, жалят Ферн, еще больше и глубже пугая ее. До тех пор пока зло Эзмордиса является частью мирового зла, что–то будет сражаться и сопротивляться ему в бесконечном конфликте, в котором никто не выиграет и никто не проиграет, а Моргас, по неким расчетам, должна быть проклятием, способным склонить чашу весов ко злу. И Ферн является для нее механизмом, необходимым для возвращения. Ферн создает троицу, связывает ее с настоящим давно утерянной нитью. Ненависть, горящая внутри Ферн, охлаждает и ожесточает ее. Ей приходится слишком со многим бороться для того, чтобы начать еще и сражение с ними. Моргас должна научить ее множеству способов применения силы, с ее помощью Ферн могла бы превзойти Эзмордиса. Но она должна это сделать без чьей–либо помощи. Она попала в ловушку влияния Древа, тело ее спит, и где–то далеко волнуется неприрученный дракон, а это опасно для тех, кто остался в том мире. Перед лицом подобной опасности ее неадекватность не имеет значения. Она должна уничтожить Моргас и найти путь назад до того, как течение Времени отнесет всех тех людей от нее навсегда.

Спрятанный в коконе заклинаний, в той потаенной низине, черный фрукт уже почти созрел.

В темное время Ферн закрывает глаза и изображает сон. Но веки ее почти прозрачны, она смутно видит стену, оплетенную корнями, и крышу, неравномерный пульс свечения светлячков, отражение огня заклинаний на блестящем, лунообразном лице Моргас. Сисселоур находится рядом с ведьмой, голова ее откинута назад, глаза вытаращены, Кэла нигде не видно. Ферн многое понимает благодаря инстинкту и глубинным знаниям. Ее тело–дух давно не соприкасалось со своим домом во плоти, оно начинает терять очертания. Если она долго пробудет здесь, то станет аморфным пузырем, эктоплазмой, призраком, с трудом помнящим свою анатомию, который будет не в состоянии носить одежду, ибо она не сгодится для его дегенеративных форм. Но Моргас наверняка вычислила такую возможность. Ферн в виде привидения ей не нужна.

Когда? Когда? — повторяет Сисселоур, и в ее голосе слышатся нетерпение и страх.

Когда она будет готова. Когда я буду в ней уверена. Когда я впихну ее обратно в ее смертное тело и полностью овладею ею. Но мы должны быть очень осторожны, ее сила — больше, чем сила Элаймонд, возможно, больше, чем у кого бы то ни было в течение многих веков. Ее Дар так долго не проявлялся, что трудно его измерить, но я знаю — он очень велик. Огонь заклинаний нам не показывал никого, кроме нее. Несколько странно, что Старый хотел уничтожить или заманить ее. Когда я без помех овладею ее Даром, то буду знать и пределы его возможностей.

—Элаймонд была очень навязчивая, опасная. Откуда ты знаешь, что эта не такая же?

—Элаймонд была дурой, ослепленной своей жестокостью. Порывистость и неуклюжесть мешали ее Дару. Она не была нам предназначена, на самом деле в ее будущем я не видела ничего, кроме бессмысленности и смерти, вот почему я рассталась с ней, дала ей уйти. Фернанда значительно умнее, но она все еще очень уступчива, пассивна, нетемпераментна. Бродяга Рэггинбоун не отпечатался в ее душе. Она — мое существо, мое создание. Скоро наступит час, когда снова начнется Время. Соки Древа бегут в нас обоих: бесконечные смены зим и весен, листья всегда зелены и всегда гниют. Так будет и с нами. Мы сбросим с себя эту кожу, этот изношенный кокон и явимся такими, какими уже однажды были, — сильными, юными и прекрасными. Через нее мы вернемся обратно. Скажу тебе, я следила за современным миром, и нам не нужно будет подчиняться очарованным королям или прекрасным морякам. Теперь есть другие пути. Теперь существуют магические кристаллы, которые действуют без всякой магии, видения — без огня заклинаний, корабли, которые летают, провода, которые говорят. Существует такое оружие, о котором наши герои и не мечтали, стальные трубы выплевывают смерть, огненные шары могут сжечь целый город. Человечество изобрело тысячи новых форм мучений, тысячи новых возможностей на дороге страданий. Через Моркадис мы все это хорошо узнали — мы будем этим знанием пользоваться — мы снова войдем в тот мир — испробуем его — обретем над ним власть — будем жить] Неназываемый, не имея соперников, правил много веков. Но чем он был, как не тенью в человеческом сознании, тем, кто торгуется за человеческие души, тогда как мы протянемся к ним и возьмем их? Мы будем реальными. Я заберу обратно свой остров, зеленый остров Британию, и в этот раз никто его у меня не вырвет из рук. Никто.

Ферн не видела выражения ее глаз, но в голосе были слышны неукротимый напор, ненасытная страсть, безжалостная воля.

Мы должны торопиться, — сказала Сисселоур, вкалывая иглу сомнения, то ли ради провокации, то ли от того, что в финале Моргас не употребляет слово «мы», исключая ее как партнера, — иногда мне кажется, что она начинает таять.

Нет, — возразила Моргас. — Она не осознает своего состояния. Пока она верит, что здесь ее тело, она выживет.

Кэл может все рассказать.

Если он расскажет… я залью его внутренности жидким огнем. Кровь закипит в его венах. Он узнает, что значит гореть заживо. Я не терплю предательства.

Откуда ни возьмись, по ее лицу пробегает отблеск красного огня.

Так, — бормочет ведьма, сосредоточившись на образе, который не виден Ферн. — Старый нашел еще кого–то, кто может заклинать его крылатую змеюку. Только посмотри! — дряхлый, серый, как грязь, ублюдок, недостойный своих предков. Лай ведь в самом деле умер.