Следует заметить, что особенность России по сравнению с другими странами второго эшелона, стремящимися завоевать позиции в первом ряду, такими, например, как Бразилия или Корея, состоит именно в наличии этого потенциала, образующего основу самостоятельного развития.

Страны второго эшелона, показывающие в последние десятилетия самые высокие темпы роста, вынуждены придерживаться стратегии преследования, состоящей в подхватывании новейших из появляющихся на рынках разработок из самых передовых стран, чтобы воспроизводить их с меньшими издержками и отвоевывать на рынках ниши, из которых уходят наиболее передовые страны. Но самим стать центрами новейших нововведений им удается редко. Япония — яркий пример удачи — во многих областях авангардом, по правде говоря, не является, проявляя чудеса в скорости усвоения и распространения новинок, в высочайшем качестве деталей.

В России есть еще некое ядро продуцирования научно-технических нововведений. Беда в том, что все последние годы оно приходит в упадок, и теперь уже не так много осталось до его полной гибели. А с ней и до перехода России в число стран, для которых долгое время будет недоступна стратегия передовых рубежей.

Мы были пионерами в пилотируемой космонавтике. Ценой немалых усилий нам еще удалось создать жилой комплекс «Звезда» для международной космической станции «Альфа». Боюсь, хватило бы еще трех-четырех лет, чтобы способность самостоятельно создать «Звезду» была надолго утрачена.

Во многих областях такие утраты уже произошли: потеряны люди, прекращено производство материалов, много лет не идет работа над новейшими технологиями.

Это серьезная угроза, дополняемая многолетним проеданием основного капитала, низким уровнем инвестиций, что грозит сокращением производства даже при наличии спроса, просто в силу нехватки эффективных мощностей.

В этой сфере также возможно отставание в период кризиса. Но лишь на короткое время, и оно уже закончилось. А выход один: рост экономики, дающий спрос на нововведения и возможность увеличения финансирования НИОКР.

Кроме этих угроз, исполнение программы Путина-Грефа будет сталкиваться еще с рядом проблем, в самой программе недостаточно прописанных, прежде всего с точки зрения конкретных способов их решения.

В кибернетике, помнится, в свое время была популярна такая идея: если хорошо задуманная машина работает плохо, значит, есть другая машина, противодействующая ее эффективной работе. Надо определить эту вторую машину, изучить ее и разобрать. Смысл в том, чтобы устранять не просто отдельные недостатки, но их взаимосвязанный, взаимоподдерживающийся комплекс, образующий механизм противодействия.

Существует ли он? Несомненно, существует. Схематическое его изображение дано на рисунке 2. В центре находятся взаимосвязанные проблемы, образующие механизм противодействия, справа — их проявления, слева и снизу — наблюдаемые негативные последствия нерешенности этих проблем. Ядро механизма противодействия, на мой взгляд, представляют нерыночный сектор, теневая экономика и слабая банковская система.

Рисунок 2. МЕХАНИЗМ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ

Под нерыночным сектором я понимаю совокупность тех неэффективных предприятий, убыточных или производящих отрицательную добавленную стоимость, которые достались в наследство от советской системы.

Суть проблемы нерыночного сектора в том, что с начала переходного периода входящие в него предприятия выработали особую адаптационную модель поведения, которая позволяет им выживать с помощью явных и скрытых субсидий, неуплаты налогов, бартера, взаимозачетов и т. п. С этим мирятся либо во избежание серьезных социальных последствий, либо потому, что его существование выгодно определенным группам. Нерыночный сектор оттягивает на себя значительную часть потенциальных ресурсов развития из других секторов, создавая серьезные препятствия для инвестиций и экономического роста. Вокруг него складывается нездоровая атмосфера непрозрачности и взаимной невзыскательности: дескать, не мы, а реформы виноваты. Отгородившись долгами и натуральным обменом, он продолжает жить квазисоветской жизнью, уходя от серьезной реструктуризации и мешая осуществлять ее другим. Самим своим существованием он как бы говорит: ловчить выгоднее, чем работать эффективно.

На актуальность проблемы и даже оценку размеров нерыночного сектора есть разные точки зрения. Официально у нас 40 % предприятий убыточны, но до кризиса 1998 года эта цифра достигала 60 % и снизилась в основном вследствие девальвации рубля. Понятно, что при этом ни качество продукции, ни производственный аппарат, ни уровень управления не изменились.

Есть точка зрения, что актуальность проблемы нерыночного сектора, особенно в последнее время, утрачивается. Убыточны большей частью те предприятия, доходы которых в значительной мере укрываются и растаскиваются с помощью многообразных теневых схем. Действительно, неплатежеспособные фирмы уже закрылись. Большая определенность прав собственности, усиление контроля и давления кредиторов, реальная угроза банкротства быстро приводят к результату: деньги появляются, расчеты производятся, долги постепенно выплачиваются.

В пользу этой позиции свидетельствуют результаты, достигнутые МПС, РАО «ЕЭС», «Газпромом» в повышении доли денежной оплаты поставляемых ими продуктов и услуг. Повысилась и собираемость налогов. Данные статистики говорят о существенном снижении доли неденежных расчетов, бартера, взаимозачетов в оплате реализованной продукции крупнейшими налогоплательщиками и организациями-монополистами. Так, в июне 2000 года они оплатили деньгами 67,7 % отгруженной продукции против 47,1 % в декабре 1999 года. За тот же период доля бартера сократилась с 11,5 % до 3,4 %; доля взаимозачетов — с 25,8 % до 16,8 %. Можно считать, что официальные данные занижены, но существенные сдвиги отражает и российский экономический барометр: только за июль-октябрь снижение бартера с 34 % до 21 %. Возможно, это свидетельство качественного перелома. Дай-то бог! Хотя есть подозрение, что одни методы выживания, уже хорошо известные, просто заменяются иными, без реального оздоровления.

Есть и иная точка зрения, сторонники которой утверждают, что многие предприятия, среди них и прибыльные по отчетности, существуют только потому, что получают явные или скрытые субсидии, в том числе через заниженные регулируемые цены на электроэнергию, тепло, газ, через льготные тарифы на железнодорожные перевозки. Бартерный обмен, напротив, осуществляется по более высоким ценам, чем при денежной оплате, причем значительная часть бартерных операций не показывается в отчетах, в силу чего данные статистики нельзя считать достоверными, как и вообще сведения о соотношении расчетов денежными и неденежными средствами. Непрозрачность как раз связана с тем, что жизнь и ее отражение в отчетности оказываются слишком разными. Даже если доля нерыночного сектора снижается, то происходит это очень медленно и может иметь конъюнктурную основу: стоит понизиться ценам на нефть или повыситься курсу рубля, и процесс сжатия нерыночного сектора может повернуть вспять. Чтобы уверенно говорить о его реальном свертывании, надо пройти только начавшийся период масштабной модернизации российской экономики, которой нерыночный сектор препятствует.