Что же это получается, тот мужчина на столе, от воспоминаний о котором ее накрывала тошнота, был вовсе не Олег? А ботинки? Они совершенно точно были его, Юлька не могла ошибиться. Но кольцо… Юлька чувствовала, что вконец запуталась.

Она решительно слезла с кровати, нашарила ногами тапочки и оглянулась в поисках собаки, которой отчего-то нигде не было. Жужа всегда спала у нее в ногах, и ее отсутствие Юльку встревожило. Сбежала, что ли?.. Установить, откуда именно взялась в деревне собака, так и не удалось. Хозяева не находились, и на данный момент Юльку это вполне устраивало. К псине она привыкла и уже считала своей. Что она будет делать, если собака пропадет? Ну почему в последнее время ее жизнь состоит из одних потерь?!

На глаза опять навернулись непрошеные слезы, но Юлька решительно загнала их обратно. Для этого пришлось запрокинуть голову и хорошенько втянуть носом воздух, но стало легче. Не подумав нацепить халат (впрочем, и не было у нее никакого халата), она решительно прошагала из дома в коридор, а затем на сеновал, где у распахнутых ворот с видом на звезды без задних ног спал ее муж. Ну надо же, а она-то была уверена, что он, как и она, мучается бессонницей… Вот же скотина бесчувственная!

Почему-то при виде безмятежно спящего Олега Юльке стало так обидно, что она все-таки не выдержала и заплакала, тихонечко поскуливая, как обиженный щенок. От этого тихого звука взметнулась рыжая голова, лежащая в ногах у мужа, блеснули глазки-бусинки, весело заметался по белой простыне лохматый хвост. Предательница Жужа вовсе не исчезла, а спала не с хозяйкой, а с Олегом, предпочтя теплой протопленной комнате открытый всем ветрам сеновал, который она стала признавать только после того, как из подпола исчез труп…

Здесь, впрочем, было сейчас очень комфортно, не душно, но и не холодно. Свежий ветер, принципиально не проникавший в окна дома, в распахнутые настежь ворота залетал без всякого стеснения. Небо было совсем ясным, украшенным россыпью звезд, про которые в книжках писали красивое слово «мириады». Юлька привычно поискала глазами Большую Медведицу, которую у нее никак не получалось увидеть в детстве и которую ей показал Олег. Давным-давно, в самый первый год их семейной жизни.

Вкусно пахло сухим сеном, где-то вдалеке слышался тихий плеск реки, спешащей по своим делам. И все, никакие посторонние звуки не прерывали бархатной тишины ночи, которая словно укутывала плечи нежным, невесомым, очень приятным на ощупь пледом.

Жужа завозилась, чтобы подобраться поближе к неподвижно стоящей Юльке, та опустила руку, погладила шелковистую собачью мордочку. Хвост забил с удвоенной силой, и от его толчков Олег наконец проснулся, сел на постели, нащупывая рукой собаку, протер глаза и увидел Юльку.

— Что-то случилось?! — спросил он, и в голосе его было столько сосредоточенной решимости бежать, спасать, решать, защищать, что она против воли улыбнулась.

— Нет, ничего нового, — ответила Юлька сквозь свою улыбку, вряд ли заметную в темноте летнего сеновала, освещаемого лишь звездами. — Я пришла спросить: а когда ты звонил мне тогда, что именно ты собирался мне сказать?

Несмотря на недосказанность ее вопроса, Олег все прекрасно понял про «тогда».

— Я собирался сказать тебе, что ты ревнивая дурочка, — мягко ответил он. — Я понимал, что эмоции лишили тебя способности соображать здраво, поэтому собирался погасить их и вернуть на место логику, которой ты всегда славилась.

— Штирлиц всегда славился формализмом и логикой, — пробормотала Юлька, которая действительно сейчас чувствовала себя ревнивой дурочкой. Не брошенной женой, не обманутой женщиной, не преданным человеком, а дурочкой, не сумевшей совладать с собственными чувствами. — Понимаешь, если бы не ботинки… И вообще, кто это был?

— Да Пашка Веретьев. — Олег почесал затылок и вдруг тоже засмеялся. — У него свадьба в сентябре. Он в тот день с дежурства сбежал, чтобы заявление в ЗАГС подать. В общем, вернулись они с Милкой на работу, она же тоже у нас работает, в другом отделе только, и настигла их, как пишут в дамских романах, внезапно нахлынувшая страсть. Я на обыск как раз уехал, а Саню они попросили ненадолго того, отлучиться, ну и покараулить их заодно. У нас же кабинет изнутри не запирается, замок заело. В общем, Саня, лоботряс, отошел на минутку, а тут ты. Ты зачем вообще ко мне на работу-то поперлась, Юлька? Чего тебе там понадобилось?

— Я часы тебе купила, — выдавила из себя Юлька и вдруг заплакала, горько, навзрыд, как обычно плачут только в детстве. — Премию получила, пошла и купила тебе часы. Я хотела устроить романтический ужин, с шампанским, а тебя на дежурство отправили, и я решила зайти и отдать тебе подарок. Вот.

Перед ее глазами снова встала картина, которую она тогда увидела. Широко раскинутые мужские ноги в форменных брюках, сидящая спиной красивая всадница, мужские пальцы на белой коже и золотой ободок кольца.

— Погоди! — воскликнула она. — Он был с кольцом, а ты говоришь, что у них свадьба в сентябре. Ты зачем врешь мне, Олег?!

— Да не вру я! — сердито сказал он. — Меня именно то и взбесило, что ты, оказывается, можешь считать, что я тебе вру, я тебе изменяю, я тебя обманываю. Неужели ты мне так мало доверяешь, Юль?

— Кольцо! — сказала она сквозь стиснутые зубы. Ей очень хотелось ему верить, но она не могла сдаться до тех пор, пока у нее оставались вопросы. — И еще ботинки. На нем были твои ботинки.

— Да они, когда из ЗАГСа возвращались, под дождь попали. — Олег выглядел почему-то усталым, словно Юлькины слова причиняли ему боль. — Это я им предложил в нашем кабинете пообсохнуть. Милка, поди, и раздеваться-то начала для того, чтобы одежду подсушить. А потом они просто остановиться не смогли, как я понимаю. А у Пашки ноги были насквозь мокрые, и у меня ботинки в шкафу стояли, я специально их переобул, чтобы в лужах не намочить. Перелез в кроссовки. Вот Пашке я их и дал, чтобы он не простудился. Это преступление, что ли? А кольцо это он в память об отце носит. У него отец погиб, когда ему семнадцать лет было, и мать его обручальное кольцо Пашке отдала. Ты уж, если такая внимательная, оценила бы, что оно на левой руке было, а не на правой.

Юлька послушно снова вызвала в памяти ненавистную картину и признала, что да, гладкий золотой ободок поблескивал именно на левом безымянном пальце.

— Так это был не ты?! — сказала она в отчаянье. — Так почему ты мне тогда сразу все не объяснил?

— Так ты ж трубку не брала и подруге своей малахольной к телефону подходить не разрешила! А потом меня срочно в Москву отправили, и я так зол был на тебя, что решил, что так даже лучше. Почему я должен оправдываться в том, чего не делал?! Как ты вообще могла даже на минуту представить, что я тебе изменил?! Это что, у меня в порядке вещей? Я только и делаю, что налево хожу, да?!

Он почти орал, и Жужа перестала вилять хвостом, негромко тявкнула, словно призывая к миру, ткнулась Олегу в руки мокрым носом, и он замолк, выпустив пар.

— Я думал, что за две недели, что меня не будет, ты успокоишься и поймешь, что того, что ты придумала, не было, потому что не может быть никогда. Я, осел, еще был уверен, что ты поймешь, как передо мной виновата, и поспешишь извиниться. Я каждый день, каждый чертов день своей командировки ждал твоего звонка! Все вокруг только и делали, что обсуждали чемпионат России по футболу, а я ничего не видел вокруг, только думал, что ты мне не доверяешь! А потом я вернулся — и выяснилось, что ты купила какой-то деревенский дом и уехала к черту на кулички! Да я чуть душу из Верки не вытряс, чтобы узнать, где именно расположен этот дом!!!