— А почему ты тогда сразу ко мне не подошел?

— Я хотел, — признался Олег. — Я вон собаку тебе купил. В Москве, на Птичке. Я, конечно, породистую хотел, но эту увидел — и мне ее так жалко стало! Ее никто не брал, а я взял. В общем, мы приехали с ней в Сазоново, я у Василича остановился, потом пошел осматривать территорию, залез в тот соседский дом, увидел тебя в беседке. У меня чуть сердце не остановилось. Ты с каким-то мужиком разговаривала, он баню тебе топить пошел…

— Асмолов, ты что, меня приревновал, что ли? — с подозрением спросила Юлька. — К Николаю Дмитриевичу?

В звездном свете ей было отчетливо видно, как мужнины щеки вспыхнули алым.

— Ничего подобного, — буркнул он. — Просто на твоем участке происходило что-то странное. На нем явно кто-то что-то разнюхивал. Мальчишка шнырял, маленький такой, юркий…

— Гришка, — кивнула Юлька. — Реинкарнация Митьки, ей-богу. Тоже все время подслушивает и подсматривает. Я его тоже пару раз в своем дворе заставала.

— И Гришка этот бродил, и Виктор заглядывал, и Николай Дмитриевич этот вокруг тебя ошивался, потом Джемма появилась… В общем, я нутром чуял: что-то тут нечисто, и решил погодить, не объявляться пока. У меня еще и Жужа сбежала. Мы с ней гулять пошли, к коттеджам, чтобы ты нас не увидела, а там мужик был с большой собакой, она испугалась, рванула в сторону, из калитки выскочила Вероника, схватила ее на руки. Я даже опомниться не успел! Такие стремительные женщины эти Джентиле, просто с ума сойти! Потом она принесла Жужу тебе, и мне стало смешно, потому что она стала твоей собакой, пусть и немного не тем способом, каким я предполагал. Так что Жужа была с тобой, а я за вами обеими присматривал. Правда, ты быстро раскрыла мое пристанище, поэтому пришлось снова перебираться к Василичу.

— Вообще-то это было глупо, — сообщила Юлька, у которой внутри пела какая-то новая, никогда не звучавшая до этого струна.

— Глупо, — подозрительно легко признался Олег. — Но тут убили Грушина, и стало понятно, что тревожился я неспроста, и моя интуиция меня опять не подвела. Ну а все остальное ты уже знаешь.

— Знаю, — кивнула Юлька и, опустившись на край матраса, погладила Жужу. — Я же тебя видела, когда ходила купаться. Тогда на реке это был ты, я тебя почти узнала, мне просто солнце било в глаза. Олег, ты на меня очень сердишься?

— Ну что ты, Юляшка! — Он впервые с того момента, как они расстались, назвал ее этим ласковым именем. — Я совершенно на тебя не сержусь. Просто я как-то не учел, что вы, женщины, устроены совсем по-другому, не так, как мы. С моей точки зрения, выданная тобой реакция была совершенно алогичной. Ты не могла не понять, что это был не я, ты не должна была поверить, что это я, тебе было вовсе не от чего так стремительно убегать, и уж совершенно точно, что я никогда бы тебя не обидел. Мне всегда казалось, что ты это понимаешь.

Юлька кивнула, не в силах сдержать охватившего ее волнения. Олег протянул руку, ласково коснулся ее щеки, другой рукой накрыл ее ладонь, ласкающую мягкую шерсть. Жужа перевернулась на спину, подставляя хозяину пузо, и блаженно закрыла глаза. Юлька против воли рассмеялась, настолько трогательно и умильно выглядела их собака. Олег притянул ее к себе и поцеловал, нежно, в краешек мягких губ.

Она замерла, настолько неожиданным был этот поцелуй, настолько долгожданным. И как, оказывается, она соскучилась по мужу! Как она вообще могла подумать, что у нее получится жить без него? Губы пахли сухой травой, и немного мятой, и еще летом. Куда-то ушел, улетучился полынный запах одиночества и прогорклый дух предательства, от которого у Юльки перехватывало дыхание. Она была не одна. Отныне и навсегда — не одна! И это понимание было самым важным из явившихся ей за все тридцать два года жизни.

Следом за ним в голове наступил сумбур, и полный раскардаш, и переполох, потому что губы Олега стали более настойчивыми, ищущими, требовательными. Его руки были повсюду, и Юлька охотно отвечала на его призывные движения, повторяла их, летела навстречу пламени, в котором обычно сгорают, но она знала, что не сгорит и даже не обожжет крыльев. Олег, ее Олег, не мог причинить ей вреда или боли.

Он подмял ее под себя, грубо, нетерпеливо, видимо, оттого, что тоже очень соскучился, а может быть, вообще решил, что потерял свою глупую жену навсегда. Как будто это было возможно — оказаться друг без друга! Деликатная Жужа соскочила с матраса, отошла в сторону, свернулась клубочком у самого порога распахнутых в звездное небо ворот, как галактический страж.

Впрочем, мужчине и женщине сейчас было не до Жужи и не до какой-то там Галактики. Они были в своей собственной Вселенной, одной на двоих, и в ней закручивался звездный вихрь, создающий мощную воронку, втягивающую в себя без остатка, оставляя вовне эмоции, мысли, факты и обстоятельства. Только физические чувства можно было сейчас взять с собой, и только они имели значение в этой параллельной вселенной: прикосновение пальцев к разгоряченной коже, чуть влажные следы от губ, дорожка поцелуев, идущая от ямки между ключицами вниз, к пупку и дальше, к центру мироздания. Легкий шелест женских волос, скользящих по обнаженной мужской спине, крепкий обхват коленей, словно задающих шенкелей норовистому коню, мягкость пяток, нежных, словно детских, которые так славно помещаются в мужской ладони, изгиб ушного завитка, в который хочется шептать самые ласковые в мире слова…

Олег шептал эти слова, а Юлька стонала, рычала и плакала оттого, что были они такими уместными, такими нужными сейчас. И она тоже что-то горячечно бормотала в ответ, в перерывах между всхлипами. Голос Олега становился все более отрывистым, словно он с трудом сдерживал себя, а потом сдерживать перестал, и победный крик прозвучал под сводом старого хозяйственного двора, никем не сдерживаемый, вылетел в открытые ворота на улицу и то ли полетел по деревне, бесстыдный и смелый, потому что настоящее счастье не знает стыда, то ли устремился прямо к звездам, подальше от людских ушей и их обыденных мирских забот.

Юлька попыталась поймать этот крик губами, но не успела, потому что издала протяжный, тоже громкий, полный внутреннего освобождения стон, который словно окончательно сорвал сдерживающие ее оковы тревог и волнений. Ничто не имело сейчас значения, кроме лежащего рядом мужчины. Откатившись в сторону и тяжело дыша, он тем не менее ни на секунду не выпускал из ладони ее руки.

— Ты моя, — сказал он. — Навсегда-навсегда. И никогда не смей даже думать иначе.

— Не буду, — согласилась она. — Я люблю тебя, Олег. Всегда любила и всегда буду. Даже если ты действительно меня бросишь.

— Я никогда тебя не брошу. — Он сгреб Юльку в охапку и прижал к себе так сильно, что она пискнула. — Даже не надейся.

* * *

Вероника с Джеммой пришли к дому Асмоловых, когда часы показывали начало десятого утра. Солнце уже встало над деревней, обещая все такой же теплый день. Что ни говори, а июль в этом году удался, а по прогнозу, и август будет не хуже. Где-то вдалеке мычала корова, наверное, Анна Петровна зашла в хлев к своей кормилице, и та приветствовала хозяйку.