Кинсолвинг ударил по рубильнику и ощутил, как содрогнулся «Фон Нейманн», когда мощные двигатели начали одолевать пространство, прочерчивая новые линии среди звезд. Ощутив мощный толчок, он откатился от контрольной панели и отлетел в соседнее помещение, опрокинув и Ларк, и Рани. Втроем они превратились в клубок перепутанных рук и ног. Инженер с трудом освободился, а женщины словно не желали двигаться.

– Не сопротивляйся, Барт, дорогой, – призвала его Ларк. – Это судьба! – Она захихикала, потом поцеловала его в губы.

– Я поняла, что именно мне не нравится, – сказала Рани дю Лонг. – Ты стараешься сохранить его только для себя одной. Я всегда полагала, что ты жадная сучка, Ларк.

Кинсолвинг выкрутился и окончательно освободился. Псевдогравитация гиперпространства мешала иметь тот же вес, что на планетах размером с Землю, но ее оказалось достаточно, чтобы он смог встать на ноги и отбежать в сторону. Он развернулся и посмотрел на двух женщин, на худенькую блондинку Ларк и пышную темноволосую Рани.

– Как вы можете? – возмутился Кинсолвинг, больше рассерженный, чем смущенный их поведением. – Только что погибли ваши друзья. Их превратили в плазму лазеры космопорта ГТ-4. Неужели это ничего для вас не значит?

Ларк Версаль вздохнула и покачала головой:

– Барт, дорогой мой Барт, что значит смерть? Все мы пляшем в хороводе, протягивая руки и пытаясь дотронуться до нее, не дотягиваясь на самом деле, потому что это означает конец игры. Единственное возбуждение, какое предлагает нам жизнь, – это приникнуть ближе к смерти, чем это сделал кто-нибудь еще, – и хвастаться этим!

– Это еще не все, – возразил Кинсолвинг.

– Нет, не все, – согласилась Ларк.

Ее голубые глаза затуманились, и на мгновение Бартону почудилось, будто он заметил отблеск истинной личности, скрывающейся за жаждущей наслаждений сучкой, обычным фасадом Ларк.

Это выражение растаяло. Но что она вспоминала в течение этого краткого мгновения? Кого она вспоминала?

«Фон Нейманн» содрогнулся и отшвырнул Кинсолвинга назад через каюту. На этот раз он натолкнулся на Рани дю Лонг. Женщина выглядела в высшей степени рассерженной.

– Ты уверен, что ничего не напортачил с моим кораблем. Мой брат просто никогда больше разговаривать со мной не станет, если ты что-то натворил. Только не после того, как я устроила «Фону» крушение, пытаясь...

Ее слова прервала внезапно наступившая тьма, потому что вся энергия отключилась. Кинсолвинг запаниковал. Никогда он не оказывался в такой полной и неожиданной изоляции. Он протянул руку, но не смог ни до чего дотронуться. Лишенный возможности видеть, он бесцельно парил в невесомости падая в бездонный колодец, крутясь вокруг, точно частица попавшая в черную дыру на радиусе Шварцшильда. Освещение звездного корабля служило для ориентирования пассажиров. Зрение помогало им поддерживать здоровое восприятие во вселенной искривленных измерений, тут не было никаких других ориентиров. Бартон взвыл. Собственные слова отдавались эхом в его черепе, словно никто, находящийся от него на расстоянии вытянутой руки, не мог их услышать. Падая, он пытался отыскать Ларк или Рани. Он только разбил руку о перегородку, и сильно. Отчаянно ругаясь, Кинсолвинг заставил себя успокоиться. Паникуя, он ничего не выигрывал. Что-то катастрофическое случилось с «Фон Нейманном», а паника обречет их на смерть.

– Спокойно, – сказал он себе. – Оставайся спокойными найди, отчего не работает освещение.

Кинсолвингу часто приходилось находить путь ощупью в шахтах, где царила такая же темнота, как теперь в корабле, Он ведь жил в подземельях, запертый, погруженный в ограниченное пространство, и никогда не поддавался панике. Страхи инженера растаяли, и вместо них пришла решимость.

Бартон ощупью пробирался по стенкам каюты, пока не добрался до кресла перед командным пультом. Кинсолвинг скользнул на него. Он попытался вспомнить, где находятся управляющие рычаги. Каждый корабль устроен немного по-иному, и Кинсолвинг прежде не бывал на борту «Фон Нейманна». Но он знал, что корабль не мог сильно отличаться от «Соловья» Ларк, оставленного на орбите у ГТ-4.

Вдоль пульта торжественными рядами застыли холодные пластиковые рычаги. Кинсолвинг должен был догадываться, чем они управляли. Он знал самый большой – тот выбросил их в гиперпространство. Поверни его назад теперь, не зная, что повреждено, – и корабль может выйти из строя. Когда старший инспектор начал вспоминать гибельные происшествия в гиперпространстве, ледяные мурашки страха забегали у него в груди.

Даже в эру, когда звездные путешествия стали обычным делом, случаются несчастья. И обычно они кончаются катастрофой.

– Вот это, должно быть, рубильник освещения, – сказал себе Кинсолвинг.

Он медленно повернул его. Пневматическое кресло вздохнуло и утратило упругость. Кинсолвинг снова выругался. Это он включил управление ускорением. Зато следующий рычаг вернул в рубку слабый свет.

Бартон повернулся и увидел, что Ларк стоит в углу рубки, ее лицо побелело, как мука. Химические красители, впрыснутые под кожу, менялись, только подчеркивая ее бледность.

– Барт, – произнесла она тихим дрожащим голосом. – Я была одна!

– Мы оба были в одиночестве. Мы все были. А где Рани?

– Не знаю. Я... Свет вдруг погас, и я потеряла тебя и ее, и я была так одинока. Я не хочу быть такой одинокой опять. Никогда! – Ларк, пошатнувшись, рванулась вперед и обвила руки вокруг шеи Кинсолвинга, с рыданиями утопив лицо у него на плече. Он держал женщину, отчасти понимая ее страх.

– У нас только аварийное освещение, – объяснил Кинсолвинг, его темные глаза вспыхивали в отблесках скудных приборов. Прогулочные яхты управлялись автоматически, как правило, большинство из случающихся неполадок не заботило находящихся на борту людей. – Похоже, что у нас вырубилась основная энергия.

– Почему?

Кинсолвинг тряхнул головой. Вряд ли это администрация космопорта Гаммы Терциус-4 так удачно ударила своим боевым лазером, что повредила «Фон Нейманн». Ведь они перешли в гиперпространство без каких-либо затруднений. Кинсолвинг понимал, что если бы что-то в корабле функционировало не так еще до перехода, то автоматика не допустила бы самого перехода. Все космические корабли оборудованы аварийной защитой.

Он сглотнул комок, когда подумал, что вывел из строя предохранители, когда неистово торопился с вылетом. Он снова покачал головой.

– Не думаю, чтобы неисправность возникла из-за меня. Все, кажется, работает нормально.

– А что случилось с Рани? – спросила Ларк с жалостью. Она сжалась в комок и тревожно раскачивалась. Краски мелькали у нее на щеках, заставляя выглядеть больной.

– Никто не собирается тебя покидать, – сказал Кинсолвинг, стараясь ее утешить. – Пойдем поищем. Вместе.

Отсвет страха в глазах Ларк исчез. Слабая улыбка заплясала на чувствительных губах. Как она похожа на маленького ребенка, подумал Бартон.