горсовету. — Может, просто попилили выделенные деньги. Солдат просто засовывали в дома, из которых нам и приходилось их выбивать. Пленных брали пачками.

— А почему тогда так долго идет освобождение города?

— Очень сильное сопротивление было на подходе к Артемовску. А потом мы его просто переломали. До центра дошли с юга за две недели. Поначалу и подразделения были другие, мощно упирались. А здесь засунули тероборону с Винницы, Закарпатья, из Николаева были. Но вообще было очень много криков, что это неприступная крепость. Не такая уж и неприступная. Да и не крепость. Они даже в траншеях, нарытых в центре, не сидели. Все по домам жилым, а когда уходили, девятиэтажки складывали, чтобы не оставлять нам высоты. Но даже сейчас с позиций они не бегут, упираются.

Здание горсовета украинцы тоже взорвали, чтобы избежать ненужного символизма. Флаги России подняты над грудой кирпичей, оформляя юридическое взятие города.

Батя — родом с Украины. Его отца и брата убили «правосеки», он отправился в ополчение, воевал в ЛНР. А в 2016-м, когда горячая фаза противостояния утихла, перешел в «Вагнер». Имеет опыт боевых действий в Африке.

— Вот здесь у них был продовольственный склад, — показывает обгоревшее нутро дома с колоннами на центральной площади командир разведвзвода. — А еще чуть ли не на каждом перекрестке в подвале был оборудован пункт боепитания. В ходе отступления они боеприпасы побросали, спасибо им за это. Лишний раз на логистику время не тратим. Да вот, можно тут спуститься, посмотреть.

В цокольном помещении — нагромождение ящиков. Тут самый настоящий оружейный интернационал. Американские гранаты, чешские патроны к «калашникову», болгарские выстрелы к гранатометам… Все это идет в дело и возвращается противнику — в прямом и переносном смысле.

— Парни, залегли на землю, чем ниже, тем безопаснее, вы мне нужны живыми, — руководит по рации штурмом тем временем Батя.

Его бойцы штурмуют частные дома в западных кварталах Артемовска. Это оставшаяся часть города под контролем ВСУ. Забираемся на уцелевшую высотку, с которой открывается панорамный вид на поле боя. В белом дыму мерцают вспышки разрывов. В воздухе шелестят летящие в обе стороны снаряды, сбоку бахает пушка нашего БМП. Воздух буквально напичкан железом. На сопке напротив объята пламенем девятиэтажка, в которой засел противник. В глубине комнаты за этим наблюдает в бинокль пулеметчик. Перед ним в разбитое окно смотрит крупнокалиберный пулемет.

— У врага (на самом деле его именуют нецензурно синонимом слова «гей», причем та сторона использует такой же эпитет по отношению к «музыкантам») два 200-х и два 300-х, они говорят, то хотят сдаваться, то не хотят, — хрипит его рация.

— Ну не хотят, пусть горят, — флегматично отвечает кто-то.

Тут не до сантиментов. Либо ты, либо тебя. Рисковать напрасно никто не будет. Этап рыцарства давно пройден.

— Поддерживаем наших парней, если надо разобрать какие-то позиции, — поясняет пулеметчик. — Работаем на разных дальностях, приходилось и на два с половиной километра. Машинка работает хорошо — ДШК, старый добрый аппарат, выручает. Главное — точный, хоть и старенький.

В подвале соседнего здания дежурит группа эвакуации. Их задача — вытаскивать раненых из-под огня.

— Штурмовики нам тоже помогают, взаимодействуем, — встречает нас командир группы. — Помимо наших, выводим и гражданских. Противник, кстати, огонь не прекращает при эвакуации мирных. Вот недавно дедушку с бабушкой выводили из-под обстрела. С той стороны огнем из пулемета бабушка была убита.

— Какой алгоритм вашей работы?

— Алгоритмы есть только в книжках. Здесь тащишь бойца до тех пор, пока можешь. На помощь прибегают ребята. Нет такого, что у тебя определенный отрезок, дальше ты бросил и ушел. Тянешь на руках, пока есть силы. Перемотать, остановить кровь, дать обезболивающее. Дальше передаем уже медицинским службам. Транспортом их везут в тыл. За время моей службы ни один у меня на руках не погиб.

— Давно воюешь?

— Здесь с 17 декабря.

— А чем до этого занимался?

— Я в Проекте, — немного смущается он.

Проектом здесь называют набор бывших заключенных из мест лишения свободы. Самих рекрутов именуют «проектантами».

— За что сидел, если не секрет?

— За страшные вещи… Неохота даже говорить. Оружие, перестрелки, драки…

Батя говорит, что набранные из колоний дерутся отважно, а многие после помилования возвращаются на второй контракт.

— Я очень горжусь тем, что один из бойцов моего взвода, бывший заключенный, получил государственную награду лично из рук президента, — признается командир разведвзвода.

Вслед за отработавшим по противнику танком выходим из Бахмута в тыловую зону ожидания. Тыловую — условно, артиллерия ВСУ продолжает обрабатывать пути подхода к Артемовску. Но делает это уже без огонька, обреченно. Интересуемся у командира экипажа подробностями утренней вылазки.

— У противника там господствующая высота, наши в низинке находятся, он наблюдает за нами. Надо было снести здание, на котором камеры стоят, следящие за нашими передвижениями, — буднично объясняет он. — Верхний этаж мы снесли, ниже деревья мешают, но туда кумулятивными накидали, думаю, им понравилось.

— Здесь есть какое-то переосмысление применения танков?

— Конечно. Если раньше танк был основной ударной силой сухопутных войск, то сейчас это скорее средство поддержки пехоты. Тактика кардинально поменялась. При современном насыщении переднего края противотанковыми средствами, мощных прорывов на технике быть не может. У них есть и NLAW, и «Джавелины» — множество средств, сразу же машину потеряем. Пехота идет вперед, наткнулась на сопротивление, мы подъезжаем, отрабатываем, штурмовики идут дальше.

— Сколько уже воюешь на Т-90 «Прорыв»?

— Седьмой месяц.

— Живучая машина, в чем секрет?

— Всего раскрывать не буду. На дурака не выскакиваем, сначала на своих ножках пройдешь, посмотришь, определишь пути отхода. Договоришься с пехотой, наладишь взаимодействие, как тебя прикрывать будут. Только после этого выезжаешь на огневую позицию. Машина дорогая, жалко потерять.

Лес, снег и война

— Давно в компании?

— С прошлого апреля. Еще Попасную брал. Сидел дома, смотрел в Интернете, как действовали наши войска, и просто захотелось помочь. Не за деньги — за идею.

— А до этого служил?

— Да, я дослужился до звания старшего офицера, 23 года «календарей», 30 лет общей выслуги, уволился в 2020 году. Стараюсь задачи выполнять на сто процентов. Ни разу не ломался. У меня старый танк с июня, за тысячу выстрелов — ни одной задержки или осечки. Следим за состоянием досконально. На тебя надеются, ты подвести не можешь.

— Как оцениваешь Т-90?

— Очень хорошая машина, особенно когда есть с чем сравнить. По сравнению с Т-72Б3 места больше, поставили многоканальный прицел командира, есть независимый от наводчика тепловизорный канал, дальномерный канал, оптический, телевизионный. Закрытая зенитная установка — вообще бомба, особенно в городе: наводчик