Что за сила свела вдруг этих людей, пути которых давно уже не пересекались? Неужели все многотысячные петли в пространстве, бесчисленные мизансцены в механике будней были исполнены ими для того, чтобы потом, в определенный момент ночи, не сговариваясь, нежданно-негаданно очутиться в одном и том же месте. Ведь это была почти невероятная встреча, если учесть субъективное время и направление каждого путника в его ежедневном передвижении. Но если принять во внимание одно лишь пересечение во времени и пространстве, то надо сказать, что встреча поражала какой-то немыслимой точностью, и в основе ее лежал некий неясный план.

Послушны ли все человеческие движения, каждый шаг, каждая мысль какому-то закону? То, что кажется блужданием и отклонением, всякое промедление и ускорение, преждевременное прибытие и опоздание — не составляет ли все это часть формулы? Есть ли в пространственных взаимоотношениях людей категория более серьезная, чем случайность?

Неисповедимы и по сей день ландшафты и уголки человеческой души. Карты, по которым мы ориентируемся, не могут даже дать направления. Но мы вынуждены направлять себя и в то же время знать, что направление ошибочно. Случай — имя той карте, что должна вести нас. Случайность, этот атлас с белыми страницами должен утешать нас, избавлять от мучительных вопросов. Разве блуждают только по бездорожью?

Не была ли непредвиденная встреча Мауди и Бойе уже предрешена, давно предощущаема, когда они просыпались по утрам и полдням? Разве не выпало ему убивать день в бездействии по невероятно точному часовому графику? Стряхнуть с себя дремоту и выскочить в студеную ночь? Оказаться в определенную секунду на площади Двух лун? В выверенном темпе? Разве не одолело его желание умереть, чтобы выйти в ее ночь?

Когда после катастрофической для него неудачной попытки подступиться к любимой женщине — Анне Шпигель — Бойе кинулся в ночь, навстречу ему, из переулка Св. Павла, выбежала и бросилась прямо в объятия молодая особа. Он успел заметить, как с нее слетело пальто. Она бежала, спасая свою жизнь.

— Держите меня! — кричала Мауди. — Пожалуйста, крепко держите!

Сила столкновения была такова, что оба едва устояли на ногах. Бойе, хватая руками воздух, навалился спиной на стекло полутемной витрины. Толстое стекло угрожающе дрожало. Он слышал прерывистое дыхание девушки. Лица разглядеть не мог. На этой стороне площади царила кромешная тьма. Девушка уперлась головой в ребра Бойе. Господи, только пусть держит, молила она, хотя бы просто держит.

Но у него ослабли руки, они не были приучены защищать или давать отпор. Кроме того, всякое неожиданное происшествие всегда повергало его в почти бессознательное состояние. Голова шла кругом, слова путались. Он был гораздо беспомощнее этой женщины, которая оставалась неузнанной и нуждалась в его поддержке.

— Он здесь, — прошептала Мауди, с трудом переводя дыхание. — Он хочет извести меня.

Она говорила извести, даже погасить. Не убить и не умертвить. Это удивило его. Будто она давала понять, что имеет в виду не телесное уничтожение. Она бежала от чего-то другого, он не ощущал ее страха. Во всяком случае, страха перед физической болью. Это еще больше сбило его с толку. Все произошло так быстро, слишком быстро для такого медлительного человека, как он.

Он слышал, как загнанно бьется ее сердце. Одновременно он услышал шаги. Скрипучие стремительные шаги, они стали замедляться и наконец затихли. Звук доносился из слабо освещенного переулка Св. Павла. Он подумал, что это было привидение, тень тени. Парализованный шоковой ситуацией — с еще не проглоченной и не сказанной фразой про жизнь, которую могла бы взять у него Анна, оказавшийся вдруг в объятиях совершенно чужой женщины, он не знал, как ему быть. Он просто стоял, неподвижно, прислонясь к стеклянной стене, точно забытый мешок с мусором.

Между тем Мауди задержала дыхание. Он тоже. Поскольку шаги послышались вновь. Правда, они теперь были глуше, осторожнее, но чувствовалось, что призрак инстинктивно угадывает направление и место, где затаились Бойе и девушка. Было так темно, что зрачки уже начали привыкать к сплошной черноте. Полагаться можно было только на слух.

Шаги замерли. Прошло несколько минут. Полная тишина. Слышалось только отдаленное гудение кондиционера или котельной. Бойе уже почувствовал себя в безопасности и решил, что от преследователя удалось отделаться. И тут его резанула мысль: тишина — обман, тот, кто прибег к этой хитрости, все еще здесь. Бойе стало страшно. Сердце полнилось страхом. Руки задрожали. Возле кафе «Грау» на той стороне площади раздался какой-то шум. Бойе облегченно вздохнул. Пьяная компания творческих личностей. Ругань уже еле ворочавшего языком Бубнилы по поводу срыва последнего застольного раунда ласкала слух, как милый голос парижской сестры, тогда, в дни детства.

И тут он почувствовал, как девушка вдруг прикоснулась к его голове, прижала к его рту окоченевшую ладонь и приникла к уху.

— Он стоит рядом со мной, — прошептала она так тихо, что эти слова показались Бойе беззвучной мыслью.

И действительно. Перед ними стоял какой-то человек. Бойе не мог понять, откуда он появился. Черный призрак. Готовый к нападению. Совсем близко. Может, на расстоянии вытянутой руки. Он выжидал. И тоже задержал дыхание. Бесшумная тень. Судя по очертаниям, кто-то тощий. В куртке, с капюшоном на голове. Бойе заметил на куртке еле заметный просверк. Наверное, металл молнии. Он что-то держал в руках. Что-то мягкое. Черное. Платок или что-нибудь из одежды. Там спрятано оружие? И Бойе почувствовал, что тот смотрит прямо ему в глаза, хотя у тени нет ни глаз, ни лица. Но Бойе был уверен в этом.

Человек поднял руки. Бойе догадался по шуршанию ткани. У него глаза подернулись влагой. Так сильно билось сердце. И он подумал, что это конец. Хотя не далее как десять минут назад он хотел умереть, потому что упустил свой сотый шанс в отношении Анны, сейчас его вдруг с дикой силой охватило желание жить. Лучик памяти выхватил картину: мать делает мед. Он видел, как сок годовалых елочек сквозь натянутую на ножки табурета пеленку капает в склянку. Еще хоть бы раз отведать медка из еловых веточек, — молча и горячо молил он. Самый последний раз.

Потом он почувствовал, как его целуют в губы, целуют от смертельного страха. Это было как бы прощанием. Навсегда. Поцелуй с горьким и соленым привкусом. Бойе втягивал ноздрями влажный воздух, от которого у него слипались волосы. Он увидел вдруг волны прибоя. Это было море, которого он никогда в жизни не видал. И в тот же миг незримый прикоснулся к женщине. Руки в перчатках. Он накинул ей что-то на плечи. У Бойе замерло сердце. Нет, только не смерть. И с пронзительным криком он оттолкнул девушку, отдал ее тому, кто хотел отнять у него жизнь.

— Ангел Бойе!! — крикнула Мауди Латур, и у него мороз пробежал по коже.

— Я не могу больше!! — взвыл он, отступая. Он поскользнулся и упал. Но тут же вскочил на ноги, еще быстрее, чем оказался на земле, и бросился убегать, бежать вверх по переулку Св. Павла, вниз по Маттейштрассе, ни разу не оглянувшись. И все время кричал одно: у него нет больше сил, нет больше сил, нет больше сил. Дрожащими руками, кое-как нащупал связку ключей. Распахнул дверь, забыв вынуть ключи, захлопнул дверь и навалился на нее спиной. Потом он начисто лишился способности что-либо соображать.