Эстер расплатилась, взяла свои розы, вышла из ресторана и не спеша направилась к станции метро. В ожидании поезда она присела на скамью. Рядом блевала алкоголичка. Какой-то элегантный пожилой джентльмен отвернулся и поспешил спуститься на нижнюю сторону платформы. В памяти зримо запечатлелся момент, когда седовласый мужчина прожег ее глазами. И тут у Эстер Ромбах заледенели руки, но кожа покрылась потом, а не мурашками. Эстер закричала, такого крика она не издавала никогда в жизни:

— ЭНГЕЛЬБЕРТ!!!

У нее вылезали из орбит глаза и выворачивались губы, она бросилась наверх, на улицу, побежала в сторону «Луми». Поскользнулась, упала, изодрав руки о шипы роз, но тут же вскочила на ноги и рванула дверь.

Он смотрел на нее. И теперь она узнала его. Высокий лоб, крутые изгибы бровей, тяжелые веки, необычайно глубоко посаженные глаза, та самая покоряюще прекрасная вмятинка над верхней губой, крохотная тень углубления. Эстер стояла, дыхание обжигало ноздри. И Энгельберт не отрываясь смотрел на нее. Он увидел ее раньше, чем она его. Узнал в первый же миг. В мгновение ока. С лету. Она. Его глаза ударили залпом и разом постигли человека в его полном, серафическом образе. В этом человеке не было ничего чужого, ничего незнакомого. Он вечно с тобой. Вечно свой. Вечно любимый.

Памяти святого человека с голубых заснеженных гор Арльберга — Эрнста Риттера, без душевного участия которого не сложилась бы ни единая строка этой книги. Памяти чудесной Эдит Кауффманн, поддерживавшей меня из последних сил. Моим друзьям, к советам которых я не прислушивался, ибо должен был оставаться глух, чтобы слышать самого себя. Памяти моего ушедшего ангела — Паскаль, памяти на все времена.