— А что тебе от них нужно? — допытывался брат о её планах.

— Ничего.

Мама ни о чём преждевременно распространяться не хотела. Когда дело сладится и она договорится с этими Коганами об условиях работы, тогда всё и выложит. Ведь стыдно не работать и целыми днями бездельничать.

Но Шмуле не был бы Шмуле, если бы не боролся за победу до конца:

— И на какую же работу ты у этих стариков Коганов рассчитываешь? Будешь их по утрам одевать, по пятницам мыть, сытно кормить, водить каждый день в парк на прогулки?

— Отстань от неё, — заступился за маму отец. — Заболтаешься и на чужих брюках вместо того, чтобы петельки для ремня пришить, чего доброго, ширинку наглухо зашьёшь.

Мама не спешила принимать окончательное решение, колебалась, раздумывала, идти к незнакомым Коганам или не идти. Кому на самом деле хочется превращаться в служанку двух пусть и богатых, но дряхлых стариков с их стонами и капризами!..

Её колебания ещё больше усилились после встречи с повитухой Миной — с ней мама столкнулась на базаре среди крестьянских возов с живностью.

— Давно мы, Хенка, с тобой не виделись, — не то посетовала, не то пожаловалась вдова.

— Давно.

— Твой оголец уже, видно, в школу ходит.

— Ходит. В первый класс.

— Дети с каждым днём тянутся, как деревца, вверх, а мы растём, как морковь, головой вниз.

— Ничего не поделаешь. Со временем не поспоришь. Ему, как лошади, не скажешь: «Тпру!»

— Спорь, не спорь, всё равно окажешься в проигрыше. Вот и я уже загодя в обратный путь готовлюсь — к своему Гершону, да будет благословенна его память.

— Да вы ещё не всех детишек в Йонаве приняли! Вон сколько беременных по местечку вразвалочку гуляет! Наши мужчины стараются, Мина.

— Что с того, что стараются? Их жёны на меня пусть уже не рассчитывают. Была повитуха Мина, да вся вышла. Руки не те, ноги не те, сердце не то… — Мина улыбнулась, но улыбка её была грустной. Впрочем, она тут же приободрилась: — Как хорошо, что я тебя встретила! Думала-думала, кто меня заменит, когда я встречусь с моим Гершоном, и придумала. Ты, Хенка. Ты!

— Я?!

— Ты знаешь цену, которую женщины платят за новый росточек. Два раза со смертью с глазу на глаз встречалась. В каждом еврейском местечке должен быть раввин и своя повитуха. Раввину без нас, повивальных бабок, делать нечего, все синагоги опустеют, некому будет в них молиться.

От такого неожиданного предложения мама застыла. Мина между тем продолжила:

— Ты, наверное, думаешь, что я с ума сошла. Нашла, мол, для меня работу! На доходы от родовспоможения не проживёшь, дом не построишь. За неё платят не столько деньгами, сколько благодарной памятью, но ведь добрую память ни за какие деньги не купишь. В общем, так, Хенка. Давай, пока я жива, научу тебя.

— Вы, Мина, меня прямо ошарашили. Не знаю, что и ответить. Я должна посоветоваться с мужем, — растерянно пробормотала мама.

— Посоветуйся, посоветуйся. Я подожду. Пока не дождусь ответа, умирать не буду.

Встреча с Миной привела маму в полное замешательство. Слова вдовы Гершона, что в каждом местечке обязательно должны быть раввин и еврейская повитуха, не выходили у неё из головы.

Дома о предложении Мины она ничего не сказала — хранила молчание. Только открой рот, и Шмулик поднимет сестрицу на смех, а Шлеймке обрушится на неё в негодовании.

Нет, нет, в повитухи Хенка не пойдёт. Минуло семь лет, но воспоминания о родах в Еврейской больнице, о страданиях, которые дважды выпали на её долю, до сих пор бередили душу. Это неправда, что Йонава останется без раввина и повивальной бабки. Мина найдёт среди местечковых евреек другую ученицу, а она, Хенка, подыщет себе занятие попроще.

— Вбила себе в голову, что даром хлеб ешь, и другим покоя от тебя нет, — пожурила невестку свекровь, когда Хенка пришла проведать её. — Днём женщина должна заниматься домашним хозяйством — стряпать, убирать, стирать, мыть, а ночью, уж ты меня прости, не лениться в постели. Что это за мужчина, который не может обеспечить жену? Твоему Шлеймке, слава Богу, грех жаловаться на отсутствие заказчиков. Мой Довид в молодости спину не разгибал, круглые сутки чинил что ни попадя, потому что кормил десять душ. Послушай добрый совет — сиди-ка ты спокойно дома. Ещё неизвестно, к каким людям попадешь. Вторых Кремницеров у нас в местечке нет и никогда не будет.

Все — родственники и не родственники — в разговорах о работе напирали на то, что в просторечии называется харчами. Харчей, мол, и на неё хватит, если она даже никакого приработка не найдёт. Но у Хенки была тайная мечта, о которой она никому не хотела рассказывать. Эта мечта зародилась у неё сразу после отъезда из Йонавы Айзика и её благодетелей Кремницеров. Хенка мечтала скопить приличную сумму и в один прекрасный день прямо сказать мужу:

— Слушай, Шлеймке! Неужели мы с тобой так и просидим до смерти на одном месте? Ведь жизнь, как скорый поезд, промчится мимо Йонавы, просигналит нам прощальным гудком и оставит на память о себе только лёгкий дымок.

— Почему на одном месте? Можем в будущую субботу выбраться в Каунас в гости. Навестим брата Мотла и Сару, увидим племянницу.

— В Каунас можем. А дальше?

— Что дальше? Погостим денёк-другой, и домой, обратно в Йонаву.

— Вернуться из Каунаса домой — дело нехитрое, — ответит Хенка. — А вот, например, взять и съездить не к младшему брату, а к старшему — Айзику, тебе бы не хотелось?

— В Париж? К Айзику? Да он там и сам ещё ноги не согрел! — зрачки у Шлеймке расширятся так, будто Хенка пипеткой капнула ему в глаза лекарство.

— Да, в Париж, — спокойно скажет она. — Для чего, как подумаешь, мы живём на белом свете? Только ли для того, чтобы увидеть изгиб Вилии и староверов в Скаруляй? Для того ли, чтобы набить своё брюхо?

— Ну, теперь тебя с полицией не остановишь, — проворчит, наверное, муж.

— Привыкли к цимесу, фаршированной рыбе, праздничному пирогу с корицей, и рады, — продолжала как ни в чём не бывало Хенка. — Ведь ты прекрасно знаешь, куда эти кухонные радости поутру деваются! В отхожее место! А есть такие радости, которые греют душу всю жизнь.

Когда Хенка, ещё не имея денег, действительно завела разговор на эту тему, Шлеймке слушал её и становился всё угрюмее и угрюмее. То ли от недовольства, то ли от изумления лицо его вдруг по-старчески сморщилось.

— Что ты так нахмурился? На заработанное тобой я ехать не собираюсь. Успокойся! Не потрачу ни одного твоего лита. Поедем на недельку на мои сбережения. Ведь я не калека, как-нибудь заработаю на поездку своими руками.

— Ты хоть знаешь, Хенка, сколько стоит один билет в Париж? Туда и обратно?