Питер Пэн этим чудом техники, возведенным по его самолично разработанному проекту, нешуточно гордился. Суперхолодильник комбинированный, газово-электрический (дабы не лишиться накопленных запасов из-за близняшек, любивших пошалить с электротехникой) – если отключалось электричество, после минутной паузы он начинал работать от объемистого газового баллона. Теперь, разумеется, все работает от сети. Но баллон стоит пустой, стрелка манометра застыла на нуле… Скорее всего во время Выплеска все сети накрылись медным тазом, а теперь восстановлены, а скоро накроются еще раз, теперь окончательно.

Есть ли внутри «Пещеры Аладдина» продукты, меня совершенно не интересует.

Вялый интерес вызывает кладовая с другим стратегическим запасом – она рядом с холодильной камерой, практически вплотную, за перегородкой.

Но в это хранилище так просто не попасть: дело не ограничилось проектом Питера Пэна, он сам освоил ремесло каменщика и возвел глухую кирпичную стену, отделившую небольшой закуток, и самая секретная комната дома не имеет ни входа, ни выхода.

Закуток доверху набит взрывчаткой – три с лишним тонны, Пэн не вел точные подсчеты, сколько поместилось, столько и напихал.

Ящики с тротиловыми шашками, мешки с аммоналом, пакеты с гранулотолом… Короче, все, что сумел за два года достать по своим каналам Панов-старший, лежало за кирпичной стенкой, возведенной Пановым-младшим.

Сейчас оба мертвы, а взрывчатка лежит целехонькая. И системы подрыва целы и работоспособны. Конечно же, и то, и другое я чувствую дистанционно, не расковыривая кирпичную стену.

Взорвать все взрывчатое изобилие я могу в одну секунду. Либо с задержкой в час – выбирай, Петр, какую из двух систем подрыва активизировать, и разноси свой бывший дом в клочки, на кирпичики. Наружу ничего не выведено – ни кнопки, ни кончика бикфордова шнура. По задумке, устроить большой бабах мог только человек, знающий об этом архитектурном и минно-взрывном изыске. И вдобавок имеющий способности аномала-электрокинетика. То есть Питер Пэн и больше никто.

Зачем он своими руками заложил этакую бомбу под собственное семейное гнездышко? Ответ прост: Хармонтский погром, навсегда впечатавшийся в память истеричного и впечатлительного юноши. Пэн постановил, что его семью никто и никогда не повесит на крыльце собственного дома, как повесили семью Дэниела Азарры по прозвищу Светлячок. Лучше уж устроить эффектное огненное погребение и своим, и чужим, а если придется уносить ноги, так пусть никто чужой не поселится в опустевшем доме, с такой любовью построенном.

Глупцом был этот Пэн… Суетился, месил раствор, таскал взрывчатку и не мог понять, что главная бомба, заложенная под семью, – он сам.

Впрочем, мне те давние проблемы глубоко безразличны… И взрывчатка, и «Пещера» – безразличны. Я всего лишь выполняю приказ и жду, когда Он закончит медитацию и позовет меня.

…Странно, но собранные здесь необходимые в хозяйстве мелочи, порой достаточно ценные, – все целы, все на своих местах. Цокольный этаж не тронут ни мародерами, ни кем-то еще.

Вдвойне странно, если учесть, что двери не заперты, а ворота так и вовсе распахнуты. Но меня тревожит не эта странность, а Его последние слова. Неясной тревогой и опасностью веяло от них… Даже обреченностью, если в отношении Его уместно такое слово.

Но оно неуместно. Пока рядом Петр, Его десница и меч в ней, – неуместно.

Даже без Аделины за плечом (она с нами отчего-то не отправилась) мне достанет сил, чтобы сокрушить любого врага… А не хватит – позаимствую у Человека, сам Он никогда не осквернит рук убийством.

Ну а я Петр. Десница и меч. Такое уж мое служение…

Зов из оранжереи пока не звучит, я поднимаюсь наверх и вижу: поспешил, не все здесь осталось в целости и сохранности… Оружейный сейф вскрыт – грубо, газовым резаком, внутри пусто. Наверное, полиция потрудилась после завершения памятной битвы, изъяла все стволы. Но мне не жаль пропавшего оружия. Пропала бы взрывчатка – тоже бы не жалел. Для нынешнего Петра – детские игрушки. Пистолет с присосками и деревянная сабелька.

Сравнение с детскими игрушками вызывает улыбку.

И я улыбаюсь…

И в этот миг меня НАКРЫВАЕТ.

* * *

…улыбаюсь, я давно мечтал о таком подарке, пистолет – вау! класс! – совсем как у Робокопа, только стреляет присосками, но если убрать дурацкие резиновые нашлепки, приделать смазанные ядом иголки, то можно будет пойти в Зону, не опасаясь ни злых людей, ни бродящих там чудовищ, спасибо, мамочка, ты у меня лучшая, да, да, Петушок, ты тоже у меня лучший, ты самый мой единственный и ненаглядный, да, Пит, только медленно, не спеши, у меня это в первый раз, а ты знаешь, что у тебя девять прыщиков на заднице? а на моей ровно семь, магическое число, и это очень здорово, да только тебе кто-то наврал о любви и браке, девочка, это делается немного не так, Лия, и по обоюдному согласию, у людей по крайней мере, так что я не позволю тебе сдохнуть, Дракула, не мечтай и не надейся, не для того мы сюда плыли, и шли, и ползли по трупам врагов, чтобы ты так вот взял и сдох, будешь жить, Питер Пэн сказал, и давай считать: все, что случилось сегодня ночью, нам обоим приснилось, так будет проще, я был не совсем я, а ты была симпатичная и мохнатенькая… симпатичная и мохнатенькая… симпатичная и мохнатенькая… симпатичная и мохнатенькая… сим…

* * *

Вот дерьмо…

Железный сталкер Питер Пэн валяется, как куча навоза, лежит носом в пол, и по хрен ему, что какая-то тварь влезла в мозги и шарит там, как в своем кармане, перемешивает воспоминания, как суп большой поварешкой, и в котелке моем уже такая каша, такая окрошка, что мама не горюй, и если не пресечь немедленно, однозначно съеду с катушек, нельзя одновременно ощущать-вспоминать себя и пятилетним, и пятнадцатилетним, и хрен-еще-знает-каким, это прямой путь в палату с мягкими стенами…

Злость и отчасти страх перед психушкой поднимают меня на ноги. Понимаю, что ментальная атака уже завершилась, однако это не повод оставлять ее безнаказанной.

Я дома, в Надино. И атака шла отсюда, из нашей с Наткой супружеской спальни, – не знаю как, но я прекрасно это чувствую.

Спешу туда. Рука привычно нашаривает на поясе кобуру. Кобуры нет. И одежда чужая, не моя. В памяти зияет провал, это очевидно. Совсем не помню, что делал перед тем, как прихватило и рухнул на пол… Ладно, позже. Ликвидирую причину, а потом займусь следствиями, и прорехами в памяти, и прочим.

Дверь в спальню приоткрыта. Врываюсь, тут же прыжком ухожу с линии огня. Никто не стреляет, но я вскакиваю на ноги, готовый ко всему…

Натали. Лежит поперек супружеской кровати, одетая в камуфляжную униформу, странно, никогда не любила таких нарядов… Вернее, не совсем целиком лежит – ноги свесились на пол.

Рядом с ней на покрывале – пистолет, «Глок», моя любимая модель… И записка – крупные буквы на четвертушке бумаги.

Она… она… хватаю руку, пытаюсь обнаружить пульс, параллельно взгляд скользит по ее лицу, по телу в поисках пулевого отверстия и следов крови.