Я не отношусь к опасности так, как к ней относятся в Агоре, но это не значит, что никакой опасности не существует. Если, с моей точки зрения, фанатизм в Агоре представляет собой большую опасность, есть и другая опасность, кроме этой, и она не менее реальна и не менее страшна. Я не говорю это с агрессией — я не обвиняю все другие нации в том, что они настроены против нас, что делают, к примеру, члены липмановской оппозиции, но у нас есть злобные клеветники, которые нас презирают: с некоторыми из них ты обедал несколько дней назад в Лондоне, еще один такой деятель брал у меня интервью на Би-би-си, многие работают на Флит-стрит[92]и по всей Европе. Когда ты стоишь лицом к лицу с Липманом, ты понимаешь, что он лгун, фанатичный сукин сын, сторонник правого крыла, искажающий принципы, на основе которых созидалось наше государство, но для своих читателей ты в образе Липмана представишь всю сущность прогнившего насквозь сионизма, истинное лицо еврейского государства, которое они подадут всему миру как шовинистическое, милитаристское, агрессивное и одержимое жаждой власти.

Более того, твои читатели скажут, что еврей написал очень крутую штуку, где он наконец-то выложил всю правду про Израиль. Натан, это очень серьезно: у нас есть враги, с которыми мы постоянно находимся в состоянии войны. И хотя мы намного сильнее их, нас нельзя считать непобедимыми. Эти войны, где на карту поставлена жизнь наших детей, неизбывно переполняют нас ощущением близкой смерти. Мы живем как человек, которому постоянно достаются синяки и шишки, поэтому в опасности не наша жизнь, а наша психика, наш здравый рассудок. Наш здравый рассудок и наши сыновья.

Прежде чем ты сядешь за свой новый роман, чтобы позабавить Америку Липманом, остановись на минутку и подумай о том, что я тебе сейчас расскажу, — это очень яркий пример, быть может чересчур яркий, но я постараюсь изложить все ясно и четко.

Если бы арабы в 1973 году напали на нас в Рош ха-Шана[93], а не в Йом-Кипур[94], нам всем действительно было бы плохо. В Йом-Кипур практически все сидят дома. Нельзя никуда ездить, нельзя никуда ходить, нельзя путешествовать; многим этот праздник не нравится, но всё равно все сидят дома: так проще. Итак, когда они напали на нас в тот день, хотя все оборонные силы были ослаблены по причине излишнего доверия и заносчивости, а также непонимания намерений другой стороны, — когда прозвучал сигнал тревоги, все были дома. Тебе нужно было лишь попрощаться с семьей. Никого не было на улицах, и ты мог сразу попасть туда, куда нужно, ты мог вывести танки на фронт, и все было очень просто. Если бы они напали на нас неделей раньше, если бы разумные люди подсказали им, что надо выступить в Рош ха-Шана, тоже праздник, но не так строго соблюдаемый, когда полстраны уезжает на отдых в какое-нибудь другое место — десятки тысяч едут на Синай, в Шарм-эль-Шейх, южане едут в Тверию со своими семьями, — так что если бы они напали на нас в тот день и всем пришлось бы сначала доставлять свои семьи домой, а только потом присоединиться к своему боевому подразделению, и дороги были бы забиты, потому что люди шли бы по ним в разных направлениях, и армия не смогла бы вывезти большие трейлеры и танки на фронт, — вот тогда мы действительно попали бы в беду. Они бы сразу вступили в страну, и у нас сделался бы полнейший хаос. Я не говорю, что они завоевали бы нас, но нам пришлось бы сражаться по колено в крови, и наши дома были бы разрушены, и детей бы атаковали в укрытии, и все обернулось бы полным кошмаром. Я специально указываю тебе на это, и не для того, чтобы иметь случай напомнить тебе о школе военного мышления, где лозунг: «Жизнь Израиля поставлена на карту», а только для того, чтобы продемонстрировать тебе, насколько иллюзорны многие вещи.

А теперь следующий пункт. Фактически все, что у нас есть, мы получаем из-за границы. Я говорю об этих вещах потому, что если бы мы не получали товаров из-за границы (сюда я включаю плутоний), арабские страны не стали бы терпеть нас ни минуты. Знаешь, за счет чего мы можем их сдерживать? Только не за счет наших ресурсов — мы получаем денежные средства из чужого кармана, и, как я уже жаловался тебе пару дней назад, большую часть денежных средств нам выделяет Картер, и мы существуем на деньги, что ассигнует нам конгресс. То, что мы имеем, оплачивает из своего кармана один дядечка из Канзаса, часть его налоговых отчислений идет на вооружение евреев. А зачем, спрашивается, ему давать деньги евреям? Противная сторона старается сломить нас, уничтожить на корню эту поддержку, и их аргументы становятся день ото дня все весомее: пусть Бегин поможет им еще немного, проводя свою глупую политику, и тогда они смогут спровоцировать ситуацию, при которой желание евреев прекратить обстрелы и бомбежку не станет настолько сильным, что решительно ни один человек в США не будет чувствовать себя обязанным отстегивать три миллиарда долларов в год, чтобы жиды были при оружии. Для того чтобы непрекращающимся потоком текли долларовые подачки, американцы должны верить, что израильтяне остаются более или менее такими же, как всегда, — приличными людьми, совершающими достойные поступки. Но Липман совсем не таков. И если Липман и его команда — совсем не те евреи, которым они хотят давать деньги, я их не виню. У него, может быть, имеется оригинальная точка зрения, которая увлекает и очаровывает еврейского писателя-сатирика, но на черта это нужно какому-нибудь дяденьке из Канзаса, и зачем он будет тратить свои тяжким трудом заработанные бабки на такую околесицу?

Между прочим, ты пока еще не встречал такого араба — точную копию Липмана, который тоже обрушивал бы на тебя всю дичь своего краснобайства. Я уверен, что в Агоре ты слышал разговоры Липмана про арабов и про то, что евреи должны управлять ими, но если ты не слышал, как арабы говорят о власти, если ты не видел их у власти, то для тебя, как для писателя, превращающего любую ситуацию в гротеск, открывается широкое поле деятельности. Ты уже знаком с еврейскими разглагольствованиями, ты уже слышал всякую чушь, которую они несут, но каким бы занимательным персонажем ни оказался для тебя Липман, арабские разглагольствования и арабская чушь слабо отличаются от его идей, а личности, извергающие эту блевотину, не менее уродливы, чем твой герой. Проведи неделю в Сирии — и ты обеспечен материалом для своих фарсов на всю жизнь. Не попадайся на удочку одиозности твоего Липмана: его близнец-араб так же мерзок, а может, еще хуже, чем он. И еще: пусть тебя не вводит в заблуждение парень из Канзаса. У него более сложная натура, чем ты думаешь.

Надеюсь, в том, что я тебе говорю, ты усматриваешь не только высокую комедию, но видишь и всю серьезность моих мыслей. Комизм очевиден: Шуки, патриот и пиарщик, Шуки, призывающий к солидарности, к ответственности каждого еврея, — это тот самый Шуки, твой развратный гид, некогда водивший тебя на улицу Яркон. Пусть будет так: я смехотворный, крученый-верченый урод, безнадежно запутавшийся в требованиях нынешней сложной ситуации, как и любой другой человек начиная с сотворения мира. Но с другой стороны, у тебя теперь есть еще один персонаж, созвучный твоему творчеству. Напиши об израильском оппозиционере вроде меня, импотенте в политическом смысле, человеке, у которого душа разрывается на части и который до смерти устал быть недовольным всем и вся. Но будь осторожен, изображая Липмана.