Что бы ни было в кармане у Джимми, это могло быть только игрушкой. Вероятно, та штука, которую я нащупал в его пиджаке, была лишь сувениром: камень, мячик или какое-нибудь изделие из разряда народных промыслов. Там могло лежать что угодно.

— Мы теперь вместе, Натан!

— Ты так думаешь?

— Не бойтесь, это не повредит вашему имиджу. Если все будет тип-топ, мы попадем в заголовки газет, и с этого момента начнется возрождение евреев. Кроме того, это будет главным козырем в ваших руках, учитывая вашу позицию по отношению к евреям. Люди увидят, что вы действительно волнуетесь об их судьбе. Это решительным образом перевернет отношение всего мира к Израилю. Вот, взгляните. — Из кармана штанов он вытащил листок бумаги, развернул его и протянул мне. Это была затрепанная по краям страничка из школьной тетрадки, в каких обычно пишут сочинения, — она сверху донизу была испещрена словами, написанными шариковой ручкой, в которой заканчивалась паста. Джимми велел мне положить листок на колени, пока я буду изучать его содержимое.

ХВАТИТ ВСПОМИНАТЬ!

Я требую от израильского правительства, чтобы оно немедленно закрыло и демонтировало мемориал жертвам фашизма «Йад ва-Шем», напоминающий нам о холокосте. Я требую это во имя будущего евреев. БУДУЩЕЕ УЖЕ ПРИШЛО! Мы должны навсегда забыть о преследованиях евреев. Мы никогда не должны произносить слово «нацисты», мы должны навсегда вычеркнуть их из своей памяти. Мы никогда больше не будем людьми с кровоточащей раной и шрамом на сердце. Мы блуждали почти сорок лет по пустыне, переживая великое горе. Теперь пришла пора покончить со всем этим! Мы больше не будем отдавать дань нашей памяти, вспоминая чудовищные злодеяния в залах мемориала «Йад вашем»! Отныне и навеки слово «нацист» никогда не будет ассоциироваться с землей Израиля, которой никто не сможет причинить вреда.

ИЗРАИЛЬ НЕ НУЖДАЕТСЯ В ГИТЛЕРАХ,

БОРЯСЬ ЗА ПРАВО БЫТЬ ИЗРАИЛЕМ!

ЕВРЕЯМ НЕ НУЖНЫ НАЦИСТЫ,

ЧТОБЫ БЫТЬ ИЗБРАННЫМ НАРОДОМ!

СИОНИЗМ БЕЗ ОСВЕНЦИМА!

ИУДАИЗМ БЕЗ ЖЕРТВ!

ПУСТЬ ПРОШЛОЕ ОСТАНЕТСЯ В ПРОШЛОМ!

МЫ — ЖИВЫЕ!

— Это заявление для прессы, — сказал он. — Отдам, как только будем на немецкой земле.

— Знаешь что, — проговорил я, отдавая ему листок, — у службы безопасности, сопровождающей эти самолеты, скорее всего нет чувства юмора. Будешь паясничать, продолжая в том же духе, тебя точно ждут большие неприятности. Они повсюду, и они вооружены. Перестань валять дурака, пока еще не поздно.

— Мне все равно, что будет со мной, Натан. Как я могу думать о себе, если я проник в самую суть последней еврейской проблемы? Мы мучаем себя воспоминаниями! Мы типичные мазохисты. И мучаем все остальное человечество, всех гоим. Я нашел ключ к новому существованию евреев: никаких «Йад ва-Шемов»! Никаких мемориалов жертвам фашизма, напоминающих о холокосте! Теперь мы будем страдать только из-за того, что нам не о чем страдать! Иначе, Натан, — мои пророчества уже записаны в «Пяти книгах Джимми», — иначе они уничтожат государство Израиль для того, чтобы уничтожить еврейскую память! Мы много раз напоминали им о том, что было, мы сами много раз вспоминали о том, что было, но хватит! Теперь мы должны забыть.

Он давно уже перестал говорить шепотом, и теперь уже я вынужден был сделать ему замечание:

— Не кричи, пожалуйста. — Затем я очень четко проговорил: — Я не хочу иметь к этому никакого отношения.

— Израиль — их обвинитель, еврей — их судья. В глубине души каждый гой знает это, потому что в глубине души каждый гой — отчасти Эльчанан. Вот почему во всех газетах, в ООН, повсюду они стремятся изобразить Израиль чудовищем. Это как дубинка, которой они колотят евреев: ты — обвинитель, ты — судья. Тебя и будут судить за малейшее нарушение, даже если ты не виноват ни на миллионную долю процента. Это и есть ненависть, которую мы поддерживаем своими воспоминаниями об их преступлениях в музее «Йад ва-Шем». Уничтожьте «Йад ва-Шем»! И не будет больше мазохизма, от которого евреи сходят с ума. И не будет больше садизма, подогревающего ненависть гоя! Только тогда мы сможем выступать против безнаказанности всех остальных! Мы будем свободны и будем так же блистательно нести свою вину, как они!

— Уймись ты, ради бога! От кого ты поднабрался таких идей?

— Ни от кого другого, как от Менахема Бегина!

— Правда? Ты общался с самим Менахемом Бегином?

— К сожалению, нет, но я очень хотел бы. Если бы я только мог вбить ему в голову эту мысль: «Менахем, Менахем, хватит воспоминаний!» Нет, я только подражаю великому Менахему. Знаете, как он скрывался от британцев во время террора? Переоделся раввином и прятался в синагоге! Фасон я позаимствовал у него, но самой великой идеей я обязан вам! Хватит! Хватит! Хватит вспоминать! Каждую мысль, которая приходила мне в голову, я почерпнул из ваших книг!

Я решил, что снова пришла пора сменить место, но тут Джимми, глянув в иллюминатор с таким видом, будто хотел удостовериться, что мы подъезжаем к Таймс-сквер, схватил меня за руку, объявив:

— На немецкой земле мы покончим с холокостом. Мы приземлимся в Мюнхене и покончим с этим кошмаром в том месте, где он зародился. Евреи без холокоста станут евреями без врагов! Евреи, которые никогда не были судьями, превратятся в неподсудных евреев, в евреев, которых наконец-то оставят в покое и просто дадут им жить. Еще десять минут — и мы перепишем наше будущее! Еще пять минут — и весь еврейский народ спасен!

— Спасай его в одиночку. Я пересаживаюсь на другое место. И послушайся доброго совета, мой друг: когда сядем, обратись за медицинской помощью.

— Да что вы говорите? — Он открыл кейс, откуда вынимал сладкие батончики, и сбросил в него молитвенник. Руку он не убрал, продолжая держать меня. — Никуда вы не пойдете. Палец уже на курке, Натан. Никакой другой помощи мне не надо.

— Ну хватит, Джим. Это уже чересчур.

— Когда я прикажу вам взять гранату, делайте что велено, только это, и ничего больше. Тихо и спокойно переложите ее из моего кармана в свой. Дальше вы становитесь в проходе, с невозмутимым видом идете к салону первого класса, я вынимаю пистолет, вы показываете всем гранату, и затем мы оба кричим: «Страданиям евреев пришел конец! Нет — новым жертвам!»

— Это типичная еврейская клоунада, от начала и до конца. Ты хочешь превратить историю в фарс.

— Мы переделаем историю. За тридцать секунд.

Я тихо сидел на своем месте, думая, что лучше всего будет потакать ему, пока представление не закончится. Затем я попробую сменить место. Вспоминая слова его «пресс-релиза», я решил, что в них есть определенный смысл, даже идея; с другой стороны, я не мог до конца поверить, что существует некая связь между превращением площади перед Стеной Плача в стадион, где выступает команда «Иерусалимских гигантов» с Джимми в роли центрового игрока, и призывом к уничтожению иерусалимского музея «Йад ва-Шем», построенного в память о холокосте. Мощные эмоциональные импульсы в этом парне привели его к решению уничтожить священный храм еврейской скорби и вместо этого создать свой музей, девизом которого были бы слова «Хватит вспоминать!», но мне показалось, что его идеи не были почерпнуты из какого-либо вразумительного источника. Нет, то, что он хотел совершить, не было символическим актом борьбы с культурными предрассудками, не было вызовом, брошенным еврейскому сердцу, сжимающемуся от печальных воспоминаний, — скорее это была маниакальная экскурсия в бессмысленный дадаизм, которую совершал бродяга, бездомный йиппи, бывший студент ешивы, что в одиночку хотел заменить собой целый оркестр. Под влиянием травки (и собственного адреналина) он стал персонажем, похожим на одного из тех сексуально озабоченных юных американцев, в существование которых не верит Европа; такие, как он, не заручившись поддержкой ни одного правительства, не работая от имени ни одной политической системы, старой или новой, а вдохновленные лишь сценариями комиксов, состряпанных ими самими, сексуально озабоченными, одинокими личностями, убивают поп-звезд и президентов. Третья мировая война будет развязана не подавленными властью националистами, ищущими политической независимости, как уже случалось в истории, когда сербы в Сараево убили наследника трона, а наглотавшимся колес полуграмотным одиночкой типа Джимми, который с легкостью забросит ракету в ядерный арсенал только для того, чтобы поразить Брук Шилдс[96].