Время и место освобождения Каспарова Марина так и сохранит в тайне даже от друзей. Журналистам будет объявлено, что встречать Каспарова надо во дворе его дома. В пять часов вечера. В пять часов вечера уже темно.

Каспаров живет в арбатских переулках. В некрасивом кирпичном доме из тех, что в брежневские времена строили для партийной элиты. На закате Советского Союза Каспаров был ведь, не поймешь, партийной элитой или какой: чемпион мира по шахматам – это при советской власти было все равно что высокопоставленный чиновник.

К пяти вечера во дворике за железным забором соберется человек пятьдесят журналистов с камерами и человек десять соглядатаев из спецслужб, тоже с камерами, но поменьше. А вдоль забора будет стоять милицейское оцепление, и милицейский офицер будет говорить Марине Литвинович:

– Давайте по-хорошему. Два вопроса, и все. А то если будет митинг…

– Брифинг… – уточнит Литвинович.

– Ну или брифинг… Я вынужден буду разгонять. Вы и меня поймите. У меня приказ.

Марина пообещает, что выход Каспарова к прессе будет всего на два вопроса. Потому что все устали. Потому что Каспаров – после пяти дней тюрьмы, а она сама – после двух Маршей и трех дней пикетов. Очень будет хотеться просто лечь спать дома в своей постели.

К пяти часам ровно во дворике появится Маша Гайдар с огромным букетом белых цветов в руках. И Марина скажет Маше:

– Маша, проходите внутрь. Гарри уже дома. Он вас ждет там, в квартире… – Они, окажется, на «вы».

Но Маша не пойдет внутрь. Маша будет ждать Каспарова у подъезда, несмотря на мороз, потому что ей будет хотеться подарить Каспарову букет под объективами телекамер. А Марина будет думать, что не следует Маше попадать в телекамеры всего лишь за то, что она подарит букет. И Марина скажет Маше снова:

– Маша, заходите в подъезд!

Но Маша и не подумает заходить. Раскроются двери подъезда, и сначала выйдет во двор каспаровский охранник, тоже просидевший в тюрьме пятеро суток за то, что сопротивлялся задержанию и старался, чтобы Каспарова при задержании не покалечили. А за ним появится и сам Каспаров. И Маша Гайдар бросится к нему, обнимет и преподнесет букет. А Марина Литвинович будет кричать:

– Гарри! Гарри!

Чтобы Каспаров поскорей подошел к телекамерам и поскорее бросил этот чертов букет, потому что телевизионные репортажи по всему миру (российское телевидение, разумеется, ничего про Каспарова не покажет), так вот репортажи должны быть не про то, как Маша Гайдар дарит Гарри Каспарову букет, а про то, как Гарри Каспаров вышел на свободу.

А я буду думать: что должно случиться, чтобы эти глубоко уважаемые мной милые и порядочные люди перестали хоть на миг считать, сколько секунд телевизионного эфира достанется на их долю?

Репортеры выстроятся в линию, шпионы выстроятся за спинами репортеров, Каспаров подойдет к тем и этим и ответит на два вопроса: «Как вы себя чувствуете?» и «Как вы оцениваете перспективы парламентских выборов?»

Ребенок бы ответил на эти вопросы: «Чувствую себя нормально. В тюрьме, конечно, нет ничего хорошего, но, если ты оппозиционный политик в России, рано или поздно очутишься в тюрьме», – так, кажется, ответит Каспаров. А про перспективы выборов он скажет, разумеется, что в России нет никаких выборов, что это не выборы, а профанация, и режим Путина должен быть демонтирован мирным путем…

После этих двух вопросов телеоператоры побегут еще снимать, как Каспаров возвращается в подъезд, как шагают по снегу его ботинки, как охранник распахивает перед ним дверь и как дверь захлопывается. Потому что телевизионщикам не важно, будет ли в их репортажах какой-то смысл. Им важно, чтобы был «синхрон», то есть речь главного персонажа, чтобы были «перебивки», то есть захлопывающаяся дверь и ботинки, ступающие по снегу, и чтобы был «стэндап», то есть слова самого репортера, стоящего с микрофоном во дворике дома в арбатском переулке, где живет Гарри Каспаров. «Сегодня лидер Объединенного гражданского фронта Гарри Каспаров вышел на свободу. Каспаров провел в заключении пять дней. Он был арестован…» – так станут говорить репортеры каждый в свою телекамеру, но все приблизительно одно и то же и все – на фоне закрытой двери в подъезд, и все – очень энергично, потому что так принято и потому что для каждого репортера «стэндап» – это главное в его репортаже. Репортеры тоже больше всего на свете ценят секунды телевизионного эфира, доставшиеся на их долю.

– Хочешь пройти внутрь? – спросит меня Марина.

Я кивну. Конечно, я хочу пройти внутрь.

Я войду. Со мной в лифте будет подниматься какой-то приветливый человек, охранник, видимо. На лестничной площадке будут дежурить еще двое приветливых людей. В прихожей надо будет снять ботинки и переобуться в тапочки. И по числу ботинок под вешалкой можно будет догадаться, что в гостиной – человек десять.

Квартира Гарри Каспарова окажется комически предсказуемой. В семидесятые годы, если умненький бакинский мальчик Гарри представлял себе, какой у него будет дом в Москве, когда он выбьется в люди, то вот именно такую квартиру он себе и представлял. Мебель с завитушками. Хрустальная посуда в светлого дерева горках по углам. Кажется, карельская береза. Зеркала, подсвечники. Целая стена увешана фотографиями Гарри: Гарри за шахматной доской, Гарри получает кубок, Гарри в десять лет, Гарри в двадцать, Гарри в тридцать… Посреди гостиной – огромный стол, а на стене над столом – огромное зеркало, чтобы число гостей удваивалось, чтобы казалось, будто и без того огромный стол – вдвое больше, и яств на нем – вдвое больше.

Мы будем пить чай. Этот огромный стол уставлен будет сплошь азербайджанскими сладостями, приготовленными собственноручно мамой Каспарова Кларой Шагеновной. А сама Клара Шагеновна будет сидеть в углу на стульчике. Нет, не за столом. Она не садится за стол. Она печет эти диковинные сладости, накрывает для гостей, заваривает чай, но за стол не садится. Она – «самоотверженная мать», если вы понимаете, о чем я говорю. Такая мама должна быть у человека, чтобы он стал чемпионом мира по шахматам, или великим музыкантом, или ученым. Смесь заботы и деспотизма. Мама, которая безоговорочно верит в выдающиеся способности сына, следит, чтобы мальчик ел полезные протертые супчики, вовремя ложился спать, вовремя гулял, дышал свежим воздухом, но и занимался по шесть часов в день таинственным искусством, в котором мама тем меньше знает толк, чем больше сын делает успехов. Она будет сидеть в углу на своем стульчике, пить из простого стакана простую воду, смотреть на сына и вспоминать ночь перед решающей партией за звание чемпиона мира.

Это было почти тридцать лет назад. Матч против Карпова. Карпов – идеальный советский чемпион, чемпион с лицом комсомольского функционера. И Каспаров – юный талантливый выскочка. Даже люди, не понимающие в шахматах, следили за этим матчем, потому что борьба шла между старым, скучным, советским и новым, талантливым, свежим. И Карпов лидировал – пять-ноль. И матч шел до шести побед. И если бы Карпов выиграл шестую партию, то на карьере Каспарова можно было бы ставить крест. Потому что можно проиграть, конечно, матч за звание чемпиона мира действующему чемпиону, но нельзя проиграть его всухую без того, чтобы весь мир навсегда записал тебя в неудачники. И Карпов лидировал пять-ноль. И Клара Шагеновна уверена была, что кто-то из тренеров сына шпионит на Карпова, сообщает чемпиону о вариантах, которые обдумывает в перерывах претендент. Она была уверена, что кто-то шпионит, но поделать ничего не могла. И накануне переломной партии Гарри спал в своем гостиничном номере, а она стояла у окна: то открывала форточку, чтобы мальчик дышал свежим воздухом, то закрывала, чтобы мальчик не простудился. Вот так всю ночь стояла у окна: открывала форточку, закрывала форточку… А на следующий день она сидела в зале, в бывшем зале Дворянского собрания, в Колонном зале Дома Союзов. И она не очень понимала, что происходило на доске. Чувствовала только напряжение и ловила настроение сына. И он сделал ошибочный ход. И Никитин, его тренер, наклонился к Кларе Шагеновне и прошептал: «Это конец, Клара». А Гарри на сцене тоже увидел, что ход ошибочный, что если Карпов увидит ошибку, то поражения не избежать – в партии и в матче. И Гарри встал, снял пиджак, повесил на спинку стула и отошел к краю сцены, как будто прогуляться. И Клара Шагеновна в зале почувствовала, что это тоже – элемент игры, отвлекающий маневр, блеф, как в покере. И что это может сработать. И действительно сработало: Карпов не заметил ошибки, а Каспаров после долгой еще и упорной борьбы стал чемпионом мира.