Катону хотелось остановиться и сказать тем, кто тушит пожары, что их усилия тщетны. Лишь немногие здания можно было спасти, а то, что осталось, почти наверняка будет разрушено, когда повстанцы достигнут Лондиниума. Для них было бы лучше спасти то, что они могли, и бежать. Они это поймут достаточно скоро. Однако сейчас они отчаянно цеплялись за жизнь, которую построили для себя в новой провинции, решив защищать ее до последнего вздоха. Это было иррационально, но объяснимо.

Он продолжил идти по улице к надвигающейся массе провинциального штаба, минуя небольшие группы гражданских лиц, несущих свои вещи и ведущих детей и тяжело нагруженных мулов к западным и северным воротам города. Достигнув небольшого перекрестка, он взглянул на узкую улочку и увидел группу из двадцати или более крепких мужчин, идущих из района пристани с тюками яркого материала под мышками. Они пили из маленьких кувшинов, содержимое плескалось им в лица, и они обменивались веселыми шутками. Они остановились, увидев Катона в офицерском облачении, затем, разглядев, что он один, продолжили свой путь.

Он ускорил шаг, положив руку на эфес своего гладия. Недалеко от ворот штаба он встретил один из патрулей Туберона. Двое парней были ранены, их несли товарищи. Дежурный опцион отсалютовал при приближении своего командира.

Катон указал на раненых. - Что за история, опцион?

- Столкновение с уличной бандой на пристани посреди ночи, господин. Нас было значительно меньше, поэтому мы отступили на склад и продержались там до рассвета.

- Я понимаю. Приготовьте себе немного еды и отдохните, как только отведете этих ребят к лекарю.

- Слушаюсь, господин.

Катон пошел дальше. Если судить по опыту патруля, ауксилларии, выделенные для восстановления порядка в городе, не справились со своей задачей. Больше не было никакого подобия контроля над улицами Лондиниума.

У ворот была выставлена сильная охрана, два контуберния личной охраны Светония, и они расступились, чтобы пропустить его. Возле главного здания ряд тележек загружали официальными документами и другим более мобильным имуществом. Писарям помогали люди из колонны, прибывшей из Моны, а остальные готовили утреннюю еду у костров, разведенных по периметру двора.

Светоний находился в таблинии со своими трибунами. Катон заметил изможденное выражение его лица и предположил, что он не спал всю ночь и, должно быть, так же утомлен, как и он сам, от дополнительного бремени еще многих лет службы. Командующий нахмурился, взглянув на него.

- Похоже, твои люди мало что смогли сделать для поддержания порядка.

- Я уверен, что они сделали все, что могли, господин, - Катон поколебался, прежде чем продолжить. - Для этой работы было слишком мало людей.

- Тогда нам придется признать, что Лондиниум – безнадежное дело с точки зрения верховенства закона. По крайней мере, до тех пор, пока восстание не закончится. - Светоний тяжело вздохнул. - Следующий вопрос, отдам ли я город Боудикке. Я не могу надеяться успешно сражаться с врагами как извне, так и изнутри.

- Остальная часть армии марширует и уже все ближе, чтобы присоединиться к нам, пропретор, - отважился трибун Агрикола. - Если мы и Второй легион сможем удерживать Вашу резиденцию до тех пор, пока баланс не изменится в нашу пользу.

- Центурион Макрон и его ветераны не смогли удержать Камулодунум, несмотря на его естественную защиту, - отметил Светоний.

- У него было гораздо меньше людей, господин. Возможно, нам не удастся удержать город, но мы сможем устоять здесь. Используйте оставшееся время, чтобы укрепить стены и добыть достаточное количество продовольствия со складов. Как только прибудет Второй, у нас будет более шести тысяч человек для защиты относительно короткого периметра.

Светоний провел рукой по редеющим волосам и на мгновение закрыл глаза, обдумывая эту идею. Когда он снова открыл их, он посмотрел прямо на Катона. - Каково твое мнение, префект? Ты здесь единственный человек, у которого почти такой же опыт, как у меня.

Катон тщательно задумался. Возможно, вопрос был принят за чистую монету, но он чувствовал, что на него давят, чтобы выбрать чью-то сторону, а это означало, что Светоний сомневался в идее превратить дворец наместника в крепость, достаточно сильную, чтобы бросить вызов врагам. Тем не менее, в аргументах трибуна были определенные основания, и Катон мысленно отметил, что Агрикола мог бы стать молодым офицером с перспективным будущим, если бы он решил посвятить себя военной службе, а не политической карьере, которая была открыта для людей его происхождения.

- Я считаю, что мы сможем удержать комплекс шестью тысячами человек, господин. Есть места, где внешний ров засыпан, но его можно легко расчистить, а в запасниках полно стрел, дротиков и копий. Мы уже видели, насколько они эффективны против бриттов в прошлом. Я уверен, что мы сможем продержаться до тех пор, пока остальная часть армии не достигнет Лондиниума, и мы сможем принять бой на более равных условиях. Есть и другие причины, по которым было бы разумно оставаться здесь, господин.

Светоний выгнул бровь. - И что это может быть?

- Ряды повстанцев пополняются с каждой добытой ими победой. Если мы позволим им войти в Лондиниум без сопротивления, они захватят самое важное римское поселение в провинции. Вы можете себе представить, какой эффект это окажет на те племена, которые все еще колеблются – стоит ли связывать свою судьбу с Боудиккой. Но если мы сможем остановить ее здесь, даже если повстанцы уничтожат остальную часть города и заставят ее отказаться от атаки, эта неудача вполне может отпугнуть других, рассматривающих возможность присоединиться к ее делу. Это также может подорвать моральный дух тех, кто уже сражается под ее знаменами. Вы знаете, насколько непостоянными могут быть нерегулярные силы, командующий.

- Это правда, - размышлял Светоний.

- Мне приходит в голову еще одна вещь, - продолжал Катон.

- Продолжай, префект.

- Интересно, как бы это выглядело для тех, кто сейчас в Риме, если бы мы отдали Лондиниум без боя? Вы знаете, как это бывает, господин. На мягких скамьях Сената сидит множество легатов, давно не поднимавших свой зад с ложа, которые выносят приговор тем из нас, кто сражается с врагами в самой дальней провинции Империи. У них не будет никакого понимания условий, с которыми мы сталкиваемся в этой ситуации, но они склонятся над ухом императора и заявят, что нам не хватило моральных сил, чтобы устоять на своих позициях. На кону стоят карьера и репутация, а также судьба провинции.

Возникла неловкая пауза, пока присутствующие в комнате взвешивали его слова. Катон решил обратиться ко всем, а не только к наместнику, однако было ясно, на ком лежит бремя ответственности и вины. Такова была цена высшего командования.

Светоний прочистил