— А чему ты так удивляешься? Разве ты не этого хотела — уничтожить проклятую ведьму? — глаза Нокса хитро сузились. — Я исполнил твоё желание, и своё тоже.

Лжёт. Гнусный слабак! Он ещё хуже, чем я думала, пошёл обходным путями.

— На выходе тебя проводят, — бесцеремонно бросил он, отставив бокал.

Ну нет, так просто я не уйду!

Опустив взгляд, я развернулась, делая вид, что ухожу, а потом пошатнулась, хватаясь пальцами за спинку стула.

Уловка сработала.

— Ты чего? — приподнялся Лоцрей, тон его был уже не таким раскрепощённым.

— Можно мне стакан воды? — попросила, выдавливая слова.

Нокс поднялся и направился к столику, где стояли графин и ещё пара бутылок вина. Пока он был занят, я глянула на полку, где лежал тот медальон. Лоцрей поднял графин, который, как я заметила, оказался пуст. Подумав немного, он направился к выходу, распахнув дверь. У меня было несколько секунд, чтобы подняться и схватить медальон.

Я услышала приказ Нокса, чтобы роид принёс воды, вскочила со стула, нависнув над столом, схватила медальон и едва не выдала себя, чуть не вскрикнув от прожигающей руку боли. Стиснула пальцы, рухнув обратно на стул в тот самый момент, когда Нокс повернулся.

Согнулась в поясе, сжимая обжигающее магией украшение. Я дождалась, пока Лоцрей нальёт мне воды, и схватилась свободной рукой за стакан.

— Как там Сохор? — вдруг спросил он, но в голосе не было искреннего интереса, скорее, доля язвительности.

— Какая тебе разница? Вы ведь теперь не друзья.

Лоцрей хмыкнул, обогнул стол и рухнул на своё место. Я сделала пару глотков для видимости и поднялась.

— Я пойду.

— Я не задерживаю.

Смерив его колючим взглядом, я резко развернулась и прошествовала к выходу. И только удалившись от стражников, разжала пальцы, наматывая на запястье цепочку с медальоном, выдыхая с облегчением.

- Сохор -

Я потерял счёт времени. Какой по счёту день — пятый или уже десятый — я искал Инэй? Всё смазалось в одно мутное пятно, через которое я не мог ясно видеть.

И не мог её найти.

Я прищурил глаза на догорающий за окном закат нежно-розового цвета, смешанный с тёплым золотом. И снова моё сознание поплыло куда-то далеко за горизонт. Дракон рвался в полёт, рвался во тьму, чтобы найти её.

Позади послышались шаги.

— Ваше сиятельство, прикажете подать ужин? — твёрдый мужской голос разбавил вязкую глубину, в которой я тонул всё больше.

Я чуть повернул голову, смерив Гленса взглядом. Он выглядел немного растерянно и смотрел так, будто сожалел о чём-то. Но я понял, в чём дело — мой вид беспокоил слугу. Наверное, больше не следует прилетать в Лиграс…

Я поднялся, чтобы ответить, но спросил совершенно другое:

— Где Леверна?

— Мироу уехала по важным делам, госпожа предупредила, что будет к ужину. Видимо, задерживается, ваша светлость.

Задерживается…

— Передай ей, что… чтобы меня не ждала… больше.

Лицо Гленса вытянулось, и растерянности в глазах стало больше, он понял мои слова верно.

— Но… — шагнул в мою сторону, а я отвернулся и направился к площадке.

…Закатные лучи на миг ослепили человеческие глаза, я бросился вниз, утопая в море солнечного света, и расправил крылья.

Там, где заканчивался закат, начиналась тьма, дракон устремлялся туда, расталкивая крыльями тёплые потоки воздуха, чувствуя, как от земли поднимается прохлада. И снова эта распирающая грудную клетку и одновременно сдавливающая горло тоска.

Дракон издал утробное рычание, распарывая крыльями тьму, пересекая грань. Лиграс остался позади, канул в пропасть моего беспамятства, едва тьма поглотила ящера. Всё осыпалось пылью, то, что было для меня важным, всё проваливалось будто в пропасть. И я успел только вобрать в себя холодный воздух, как увидел впереди проблеск.

По телу прошлась лихорадочная дрожь.

«Инэй?» — не поверил я.

Рванулся вперёд, яростно взмахивая крыльями, сознание утекло, стоило углубиться во тьму. Асгар нёс меня вперёд, всё дальше от замка и ближе к пропасти, к той, где билась моя жизнь.

Инэй, я наконец-то нашёл её! Она лежала там, на самом дне тьмы, которая порождает эсканов. И она очень нуждалась во мне, звала меня.

Тьма сгущалась плотной густотой. Впереди показалось золотистое свечение, оно манило меня как свет, гораздо сильнее, чем что-либо когда-то мне дорогое. Я рухнул вниз, сгребая тело Инэй в объятия. Такая лёгкая и холодная, и это бледное лицо…

— Инэй… — прошептал, не слыша её дыхания, осторожно погладил мраморную кожу лица. — Проснись, Инэй.

— Сохор! — знакомый голос будто толкнулся в моей голове.

Я стиснул Инэй сильнее и зарычал. Не отдам её никому!

— Сохор! — снова этот настойчивый и жалящий в сердце женский голос.

Я повернул голову и увидел, как сквозь тьму на меня надвигался дракон. Серебристая чешую блестела, словно бледная луна в ночном небе.

И, вместе с тем, я почувствовал её — драконица. А потом сознание остро полоснула догадка.

Леверна?

Как бы ни противилось моё сознание — это была она. Непонимание смешалось со злостью и тревогой одновременно. Что она тут делает? Ей нельзя…

Инэй в моих руках пошевелилась, перехватывая моё внимание.

— Отпусти её, — снова голос Леверны, уже совсем рядом.

А в следующий миг сестра схватилась за моё плечо.

— Отпусти, — повторила, сдавливая пальцами плечо, заставляя отстраниться от Инэй.

— Уходи прочь! — рыкнул на неё. Дракон рванулся изнутри, чтобы броситься защищать, но ничего не вышло, не хватило сил обернуться.

— Сохор, это не она. Это не Инэй, — голос Леверны дрожал.

Я посмотрел в лицо той, которую сжимал в руках как самое ценное, что у меня есть. Инэй не открывала глаз, метка горела жарче огня. Не отпущу её никогда.

— Оставь меня, — бросил той, что стояла позади меня.

Им меня не обмануть, нас не обмануть. Я никогда не разлучусь с ведьмой.

— Сохор, — уже слабее позвала Леверна. — Прошу, — сглотнула, — прошу, пойдём домой.

Хотелось оглохнуть. Почему я её слышу? Она снова давит на меня, но я не брошу!

— Нет. Уходи одна, без меня.

Я не успел договорить, как горячие руки оплели плечи.

— Прости меня, это я во всём виновата, Сохор. Я не слышала тебя, я думала, что делаю лучше для нас, но переживала только за себя, прости меня за это. Прости, Сохор! — плечи Леверны вздрагивали, я схватил её за запястье, чтобы разомкнуть руки, но по груди разнёсся жар сожаления, который затмил гнев.