Печаль народа была так велика, что и сам учитель и законодатель наш был тронут. Хотя он сам говорил, что не следует слишком явно и несдержанно отдаваться скорби, ибо человеческая смерть является следствием Божьего предопределения, на сей раз он заплакал. Признаюсь, я был потрясен происходящим до глубины души, ибо никогда раньше не видел на лице Моисея даже слезинки.

Моисей медленно направился туда, где ему было заповедано умереть. Огромная толпа следовала за ним, ни на миг не переставая рыдать. Тогда Моисей знаком руки остановил людей и принялся уговаривать их не идти за ним. Не смея перечить ему, израильтяне остановились. Моисея сопровождали только его племянник, мой отец первосвященник Елеазар, Иисус Навин и еще несколько ближайших друзей и сподвижников. Достигнув подножия горы Нево, он обнял напоследок Елеазара и Иисуса и настоял, чтобы все оставили его.

Он один взошел на вершину горы. Господь открыл его взгляду чудесную картину. Как на ладони прямо впереди, над пальмовыми рощами, виднелись твердыни Иерихона — первой мощной крепости у врат Ханаана, а вдали, у самого горизонта — различалась синяя полоса Великого Западного моря.

Иордан нес свои воды среди высоких берегов к маслянистой глади Мертвого моря, взятой в тиски желтыми, серо-коричневатыми, фиолетовыми скалами. Справа простиралось озеро Кинерет, за ним — покрытые снежной шапкой вершины горы Хермон.

Вот она, земля наших праотцев, земля, текущая молоком и медом!

И сказал Моисею Господь:

— Вот земля, о которой я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: «семени твоему дам ее». Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь»[98].

Это произошло в новолуние последнего месяца в году[99]. В этом же месяце Моисей и родился.

Мне остается лишь привести строки, которые Елеазар и Иисус Навин в те скорбные дни по велению Господа дописали в самом конце книги «Дварим»: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу по всем знамениям и чудесам, которые послал его Господь сделать в земле Египетской пред фараоном и над всеми рабами его, и над всею землею его, и по руке сильной и по великим чудесам, которые Моисей совершил пред глазами всего Израиля»[100]…

…Отвернувшись от раскинувшейся перед ним с высоты величественной картины, испустил дух. Кончина его окутана вечной тайной, и по сей день никто не знает, где находится место его погребения.

Народ Израиля лишился своего святого пророка, великого вождя, мудрейшего законодателя, своего отца и учителя, человека, беседовавшего с Господом как бы с другом своим[101].

В течение тридцати дней мы оплакивали Моисея. А потом свернули шатры, чтобы под водительством Иисуса Навина переправиться через Иордан.

Настало время начать освобождение страны обетованной!

Под покровом тайны, окутывающим обстоятельства смерти Моисея, родились темные и отвратительные слухи. Опровергать их и вступать в спор с врагами Израиля мне всегда казалось делом недостойным. Но недавно мой любимый внук, испуганно округлив глаза и оглядываясь, чтобы никто нас не услышал, прошептал:

— А правда ли, дедушка, что Моисей не сам умер? Говорят, что его убил кто-то из своих…

И я понял, что, если не задушить эту гнусную клевету в зародыше, она будет жить в грядущих поколениях, подобно тому, как змеиное шипение несется вслед величавой поступи льва.

Конечно, ничто не в силах омрачить сияющий облик нашего пророка, но я не хочу, чтобы даже тень несправедливых подозрений падала на Израиль — его народ и мой народ. Подлость этих подозрений состоит в том, что, при всей своей лживости, они могут выглядеть основательными в глазах людей невежественных: разве не роптал Израиль на своего пророка? Разве мало было среди нас недовольных?

Да, сыны Израиля постоянно роптали на Моисея, но скажите, был ли от сотворения мира хоть один великий преобразователь, чья деятельность не вызывала бы ропота? Да, требования Моисея многим казались чрезмерно суровыми, но можете ли вы назвать хоть одного законодателя, чьи установления никому не казались бы обременительными?!

Да, не все покорялись Моисею с подобающим смирением и беспрекословностью, но есть на свете хоть одно общество, в котором нет недовольных вождем?!

Задумайтесь: если в первые, самые тяжелые месяцы исхода, если за десятилетия безнадежных и мучительных скитаний по пустыне никто не осмелился поднять руку на Божьего человека, как эта мысль могла прийти в голову кому-то из поколения тех, кто с детства был приучен видеть в Моисее бога, героя-избавителя, чудотворца, владыку жизни и смерти? Уже не говоря о кощунственности такого предположения, оно до крайности нелепо, просто лишено смысла для любого, кто хоть мало-мальски знаком с действительной обстановкой, окружавшей Моисея в последние годы его жизни.

У моих сверстников, у всех, кого Моисей привел к преддверию страны обетованной, одно его имя вызывало благоговейный трепет. Моисею не нужны были телохранители, у него не было необходимости защищаться, ибо возможность покушения полностью исключалась. А точнее, само это предположение не возникало. Кто и что могло угрожать человеку, которого охранял сам Господь?

Наверное, греховно с моей стороны даже упоминать о существовании вздорного, злонамеренного слуха, и если я решился все же обсуждать и доказывать его абсурдность, то только потому что еще большим грехом мне кажется промолчать, зная, как было на самом деле.

Для того, чтобы воссиял свет истины, иногда приходится иметь дело с грязью!

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ В ЗЕМЛЕ ОБЕТОВАННОЙ

После смерти Моисея вождем народа Израиля суждено было стать самому достойному — тому, кто сочетал в себе мудрость управителя, знание военного ремесла, благочестие, железную волю, умение угадать настроения и заветные чаяния народа и способность осуществить их, в то же время не угождая людям в их мелочных страстях и желаниях.

Поистине, наш великий пророк и учитель не ошибся в своем выборе! Иисус Навин, его славный преемник, происходил из колена Ефремова и был одним из тех двух праведных и преданных Моисею людей, которым только и было дано из всех, вышедших взрослыми из Египта, увидеть Землю обетованную. При выходе из Египта Иисусу было лет сорок с небольшим, и, следовательно, ко времени вступления в Ханаан — уже за восемьдесят. Но, подобно великому своему предшественнику, и в этом возрасте наш новый вождь был полон сил и неустрашимого мужества.