Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что вы? Но письмо явно не требовало ответа. Я решила, он просто хотел утешить меня и объяснить, что напрасно я так раскрылась перед ним.
— Нет, он просто хотел, чтобы вы поняли, что он за человек.
— Что он за человек? — переспросила она. — Да я ничего о нем не знаю. Кроме того, что я угадала из первой его книги — мне так, по крайней мере, казалось.
— Это, думаю, его и смутило. Ваш восторг по поводу книги, ваши похвалы его поразили в самое сердце. И он решил, что вы его переоцениваете.
— Да, увидел во мне фанатку.
— Нет же! Ничего подобного! — воскликнул я. — Как вам сказать… Вы читали его вторую книгу?
— Да.
— И вас она разочаровала, правда?
— В общем, да. Нет того пыла, той страсти. Словно ему кто-то навязал сюжет, и он попытался его оживить на бумаге, но у него не получилось.
— Совершенно точно, и он это прекрасно понимает. В результате он осознал, что он не писатель. Он был им, возможно, когда писал первый роман. Но настоящий творец ведом страстью, которая неспособна иссякнуть. Ну, по крайней мере, он сам так объясняет.
— Я не знаю, при каких обстоятельствах он написал обе эти книги. Но в одном я совершенно уверена: первая доказывает, что у него несомненный талант, что в нем живут интересные и чудесные истории. А второй показывает, что он просто не сумел их в этот момент найти.
Эти слова потрясли меня. Я слышал их множество раз, но в устах Лиор они опровергали все, что я считал бесспорным и давно решенным. Ее доводы были настолько мощными, что я почувствовал: мои слабеют перед ними.
— Оставим Рафаэля Скали с его душевными метаниями, скажите мне лучше, могу ли я посоветовать вам что-то из наших книг?
Она взглянула на часы.
— Не сегодня. Я забежала, лишь чтобы поздороваться с вами и извиниться за долгое отсутствие. Но теперь мне нужно бежать.
Разочарование на моем лице было так очевидно, что она улыбнулась.
— Но я вернусь! — жизнерадостно добавила она. — Спасибо за интересный разговор. И если увидите Рафаэля Скали, скажите ему, что… Нет, ничего не говорите.
Она взялась за ручку двери, потянула, бросив на прощание последний взгляд…
Когда она вернется? Сколько дней и ночей я еще буду ждать? Почему я робею, почему боюсь остановить ее и предложить ей свидание?
— Лиор! — внезапно вскрикнул я, этот зов словно вырвался из глубин моего сердца.
Она удивленно обернулась.
Какие у нее прекрасные широко распахнутые глаза!
Я на мгновение застыл, в ужасе от собственной смелости. Но нужно было во что бы то ни стало воспользоваться этим порывом.
— Я хотел бы увидеться с вами, — выдавил я.
Она опустила голову, заложила прядь волос за ухо и с легкой иронией произнесла:
— Но я же сказала, я обязательно вернусь.
— Я имел в виду… Вы не против, если мы куда-нибудь сходим… в кафе. Посидим, поговорим о литературе… или о чем-нибудь еще.
Она смутилась как ребенок.
— Не знаю…
В растерянности она пыталась найти нужные слова.
Потому что она не хотела со мной встречаться. Мой пыл угас, дыхание ослабело.
— Извините… Простите меня, — забормотал я. — Я был слишком… до встречи в магазине.
Она почувствовала мое замешательство и смягчилась:
— Но я же вам еще не ответила.
— Но вы сказали…
— Я размышляла вслух, — усмехнулась она. — Не знаю… стоит ли встречаться с вами, когда мы так мало знакомы? Не знаю, буду ли свободна в удобный для вас момент? Не знаю…
Я стоял и молчал, сам не в силах уяснить: то ли она надо мной насмехается, то ли просто пожалела, увидев, какое грустное стало у меня лицо.
— Будем говорить о литературе?
— О чем захотите.
— Когда?
— Сегодня вечером? Завтра? Когда захотите, — поспешно сказал я.
Мой энтузиазм рассмешил ее.
— Значит, сегодня вечером. Где?
Я понятия не имел. Не подготовился как следует и теперь пребывал в полной растерянности.
— Не знаю…
Она усмехнулась, в ее улыбке мелькнула нежность.
— А когда вы заканчиваете? — спросила она.
— В семь.
— Я зайду за вами. И тогда решим.
Она еще секунду смотрела на меня, словно впервые увидела, и сказала:
— Ну, тогда до вечера.
ЛИОР
Я старалась держаться подальше от книжного магазина все то время, которое для себя назвала «период сомнений». Мне казалось, что возвращение туда может разворошить воспоминания, которые мне нужно было, наоборот, заглушить. Еще одна глупейшая выдумка, но нужно сделать скидку на мою душевную незрелость и эмоциональную хрупкость.
Старик встретил меня очень тепло, и это еще больше меня смутило. Стало стыдно за свою неблагодарность: он всегда был со мной сама любезность, а я за семь верст обходила магазин с его чудесной, неповторимой атмосферой. Но вскоре он сказал мне, что ему надо уйти. Его поведение показалось мне странным. Растерянный вид Ионы подсказал мне, что речь идет о какой-то интриге, внезапно затеянной стариком. Он что, решил заделаться сводником и хочет оставить меня наедине со своим подчиненным? Я почувствовала себя не слишком уютно и опустила глаза.
Дуреха, подними голову! Не смей показывать, что стесняешься. Не сдавайся раньше времени!
Я гордо вздернула подбородок, демонстрируя независимость.
Во время нашей последней встречи меня поразило в этом парне сочетание силы и хрупкости. И еще мне очень понравилось, как он смотрел на меня. Но я быстро его забыла. У меня появилась способность стирать из памяти те события или знаки, которые могут нести потенциальную опасность. А этот человек, без сомнения, своим пылким взором мог воспламенить мое сердце и заставить забыть обо всех принятых решениях. Рядом с ним меня начинали терзать противоречия.
Вперед! Говори что-нибудь! Не стой, как школьница на первом свидании!
Я тогда спросила его, что же ему рассказал Рафаэль Скали. Сказала, что мне как-то неудобно: зачем писатель посвящает других в нашу переписку? Он с горячностью принялся защищать Рафаэля Скали. Пока он говорил, я изучала его лицо: удивительные, притягивающие глаза, почти женский рисунок губ, но волевая линия подбородка. Он говорил, я отвечала, а мои глаза скользили по его лицу. Я не могла думать, не могла сосредоточиться, теряла над собой контроль, и это меня возмущало.
Что с тобой, Лиор? Тормоза отказали? Подпала под обаяние этого парня, которого ты едва знаешь? Опять хочешь попасть в ловушку? Действуй. Беги прочь, пока он не обнаружил твое замешательство, а то ведь поздно будет.