class="p1">Только сейчас владикавказец с шайтаном заметили сидящего в дальнем углу человека. Пленник был одет в дорогую черкеску и хорошие сапоги, на голове его красовалась высокая папаха, перевязанная широкой лентой зелёного шёлка. Рыжая борода испачкана кровью, сочившейся из разбитых губ, руки скручены сзади, никакого оружия, но глаза спокойные, а на тонких губах качается полуулыбка.

— Вы наиб, — безошибочно определил будущий историк. — Как сюда попали?

— Как все попадают. Был пленён в бою.

— Как вас зовут?

— Зачем тебе знать моё имя, джигит? Может, ты колдун и хочешь поймать мою душу? — усмехнулся мужчина. — Тому, кто ходит с шайтаном, стоит получше выбирать себе друзей.

— Э-э-э! Пагавари нам тут! — устрашающе оскалился нечистый, вновь выхватывая кинжал.

— Дай сюда! — Господин Кочесоков вырвал клинок и шагнул к пленному.

— Это прафильно, сам его зарэжь!

— Ещё чего.

— Эй, кунак, ты зе не…

Заур молча полоснул кинжалом по пластиковым лентам на запястьях рыжебородого незнакомца. Ахметка, закатив глаза, хлопнул себя грязной ладошкой по лбу:

— Ну, фсё! Теперь с сабой его потассим, да? А там наферху кто? Старый касак, дефушка-касаська с рузьём и рушшкий офисер, мой кунак, между просим! Сто они фсе сказут? Сто мы им заклятого врага, наиба ф гости притассили, да?!

Ответить Заур просто не успел, хотя ругаться матом он умел неплохо. Но разборки не состоялись: звуки сигнализации резко оборвались, зато трижды прозвучало очень нехорошее пиликанье, и чёрные всадники ожили. В складском помещении сразу стало тесно и шумно.

— Бежим! — успел прошептать молодой человек, в прыжке дотягиваясь до кнопки лифта.

Наиб и шайтан не заставили просить себя дважды. Железные дверцы разъехались в разные стороны, словно театральный занавес, пропуская всех троих в довольно просторную камеру. Чёрные абреки ринулись в атаку слишком поздно: удары шашек пришлись на закрывающиеся двери…

Лифт рванул вверх с такой скоростью, что у всех подогнулись ноги, а маленького Ахметку вообще едва не вытошнило на качающийся пол. Но уже через несколько секунд кабина резко остановилась, двери автоматически открылись, и все трое выпрыгнули наружу, практически сразу попав под всё тот же непрекращающийся дождь.

— Вася-а-а! Дед Ерошка-а!

— А туточки ж мы! — почти сразу же раздалось в ответ. Старик-пластун чуть придерживал под локоток покачивающегося Барлогу. На немой вопрос Заура он только плечами пожал: — Так-от мы уж второй круг дозором обматываем, вот и наткнулись на другой пост. Офицерик наш возьми да от дури храброй в лобовую нахрапом и пойди!

— Это как?

— Энто лбом в лоб! Двоих загасил так, что аж на четыре шага супротив ветру отлетели. Я третьего примял. Глядь, а герой наш за башку держится, говорит, дескать, земля не в ту сторону вращается.

— Да, Вася в своём репертуаре!

— Покатился по звезде-е, — чуть заплетающимся языком прокомментировал старшекурсник и неожиданно здраво уточнил: — А это кто с вами? Рожа знакомая вроде…

— Уходить нада! — торопливо вмешался маленький шайтан, оттопыривая из-под папахи большое волосатое ухо. — Погоня будет, безать со фсех ног осень-осень нада, э?!

Желающих поспорить почему-то не оказалось. Дед Ерошка махнул было рукой, и в этот момент подземный лифт вновь открыл двери, выпуская в ночь первую четвёрку чёрных абреков. И если бы небеса хоть на пару минут прекратили неумолимый ливень, то история двух линейцев из будущего могла бы прекратиться буквально на следующей странице этой пёстрой истории. Но, как вы понимаете, всё продолжилось согласно погодным условиям, да ещё в достаточно комичной манере.

Наши бросились босиком врассыпную, по щиколотку в воде, и даже пленный наиб по примеру остальных догадался быстренько снять тонкие сапоги. Преследователи с ходу пустили трёхногих коней вскачь, но изготовители не учли коэффициент скольжения неподкованного копыта по гладкой поверхности в сырую погоду. У скакунов все три ноги поехали в разные стороны, и все пятеро всадников рухнули, подняв тучи брызг. Веселуха-а!

А из лифта уже выпрыгивал второй отряд, который налетел на первый, навернулся через них же, и в причудливых позах неумолимо заскользил в погоню. Но из-за вращения в воде закрутился вокруг собственной оси и, резко сменив курс, всей массой врезался в третью группу выскочивших белых роботов. Засверкали искры, послышался треск электричества, и ночной дозор вперемешку с чёрными абреками полетел к едрене фене под наглый хохот удирающих туземцев…

…Когда выбрались к реке, заранее подхватив свою обувь, а до гладкой стены наверх оставались считанные шаги, Заур вдруг услышал над самым ухом:

— Я узнал тебя. А ты не так прост, дервиш. Хоть и стоишь на чужом берегу.

Он резко обернулся, но наиб уже исчез в густом перелеске. Впервые показавший признаки усталости дед Ерошка свистом дал знать внучке, что они вернулись и вниз были сброшены две мокрые верёвки. Подниматься было трудно, однако в спину никто не дышал — погоня кончилась, не успев начаться, поэтому уже час спустя весь отряд грелся у огня в пустом доме Мёртвого аула. Рассказы о совместных и индивидуальных подвигах затянулись вплоть до самого рассвета. Который, как всегда, наступил столь же неожиданно, сколь внезапно закончилась гроза…

Спать повалились все, даже не выставив часовых. Шайтан Ахметка поклялся на собственном кинжале, что никто и ничто не потревожит сон его дорогих кунаков, бесконечно уважаемого дедушку и прекрасную Татьянка-ханум. Ему поверили, но привели лошадей, привязав их к коновязи у порога. В конце концов, днём Мёртвый аул был достаточно безопасен, а если кто и попробует подойти слишком близко, бдительные кони этого не допустят. Сам нечистый улёгся, свернувшись калачиком на пороге, и захрапел первым.

Быстро уснули все, кроме Заура. Первокурсник исторического факультета вертелся с боку на бок, пытаясь хоть на минуту выкинуть из головы таинственные слова освобождённого им мюрида. Рыжебородый узнал его даже переодетым, а ведь господин Кочесоков изо всех сил старался прятать лицо, сутулить плечи и отводить глаза.

Студент прекрасно помнил их первую встречу, когда благородный кавказец назвал его «учёным дервишем, сопровождающим сумасшедшего», а его мюриды положили к их ногам хлеб и сыр, возможно, поделившись последним — таковы были традиции гор. И вот сейчас тот же самый человек сказал ему: «Ты стоишь на чужом берегу». Вряд ли он имел в виду просто берег реки.

Скорее это было неким упрёком, полупрезрительной пощёчиной, говорящей о том, что вольный черкес не должен служить русскому. И плевать, что времена изменились — армия Ермолова будет продолжать покорение Кавказа, а значит, будут гореть аулы, гибнуть герои и мирные жители, и человеческая кровь с обеих сторон, смешиваясь на земле, окрасит горные пики…

Перед внутренним взором Заура вспыли страницы его собственного доклада, из-за которого всё