Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь судьи в сотрудничестве с полицией и лидерами местных сообществ меняли стратегию борьбы с преступностью. Они отказывались от суровых, но непредсказуемых наказаний за крупные преступления в пользу скромных, но адекватных наказаний за более мелкие нарушения, гарантируя, например, что неявка на слушания по прохождению испытательного срока будет стоить обвиняемому нескольких дней в тюрьме[315]. Такие меры опирались на два свойства психологии человека (которые я исследую в главе, посвященной нашим добрым ангелам). Первое: люди, особенно те, кто часто имеет проблемы с законом, не думают о будущем и больше реагируют на конкретные и немедленные наказания, чем на вероятные и отложенные[316]. Второе: люди оценивают отношения с другими людьми и организациями с точки зрения морали — либо как игру в победителей и побежденных, либо как справедливый и взаимно соблюдаемый договор[317]. Стивен Альм, судья, придумавший программу «испытательный срок с обеспечением исполнения», резюмировал: «Когда система непоследовательна и непредсказуема, когда людей наказывают случайным образом, они думают: „Инспектор по надзору меня невзлюбил“ или „Кто-то затаил на меня зло“, а должны бы видеть, что со всеми нарушителями закона обращаются одинаково, точно так же, как с ними»[318].
Новое наступление с целью умерить насилие стремилось укрепить и навыки эмпатии и самоконтроля — внутренних стражей процесса цивилизации. Бостонская программа была названа «Коалицией десяти пунктов» в честь манифеста, формулирующего десять целей, например: «Продвигать и популяризировать культурные изменения, помогающие снизить физическое и вербальное насилие среди черной молодежи, инициируя обсуждения, самоанализ и размышления о своих мыслях и действиях, которые тормозят наше развитие — личное и общественное». Коалиция также объединяет усилия с программой «Операция „Перемирие“», разработанной Дэвидом Кеннеди как воплощение кредо Иммануила Канта: «Нравственности, основанной только на внешнем принуждении, никогда не достаточно»[319]. Журналист Джон Сибрук описал одно из мероприятий по формированию эмпатии:
Однажды я наблюдал страстное, почти осязаемое желание создать переживание, способное изменить членов банды. Бывший ее член по имени Артур Фелпс, которого все звали Попс, выкатил в центр комнаты инвалидную коляску с 37-летней женщиной. Ее звали Маргарет Лонг, и ее тело ниже груди было парализовано. «Семнадцать лет назад я выстрелил в эту женщину, — сказал Фелпс, рыдая. — И мне приходится жить с этим каждый божий день». А Лонг воскликнула: «А мне приходится испражняться в пакетик!», вытащила калоприемник из кармана инвалидного кресла и подняла. Молодые люди смотрели на нее в ужасе. Последним выступал социальный работник Аарон Пуллис, и, когда он закричал: «Ваш дом в огне! Все здание горит! Спасайтесь! Вставайте!» — три четверти присутствующих вскочили на ноги, словно их дернули за веревочку[320].
Цивилизационное наступление 1990-х гг. преследовало еще одну цель — подчеркнуть важность ответственности. Именно последнего качества лишена жизнь члена банды. В столице страны прошли два широко освещавшихся в прессе мужских марша, участники которых подтверждали обязательства по поддержке собственных детей. В организованном Луисом Фарраханом «Марше миллиона мужчин», участвовали черные мужчины, в «Марше верных обещанию» под эгидой консервативного христианского движения — белые. Хотя оба движения носили неприятный оттенок этноцентризма, сексизма и религиозного фундаментализма, с исторической точки зрения они были частью более масштабного процесса — возврата к процессу цивилизации. В книге «Великий разрыв» (The Great Disruption) политолог Фрэнсис Фукуяма заметил, что, когда уровень насилия в 90-х снизился, то же самое произошло и с другими приметами социальной патологии — разводами, зависимостью от социальных пособий, подростковыми беременностями, исключениями из школ, венерическими заболеваниями, ДТП и перестрелками с участием подростков[321].
~
Процесс повторной цивилизации, наблюдаемый в последние два десятилетия, — это не только возвращение в русло, по которому Запад двигался со времен Средневековья. Исторически процесс цивилизации зародился как побочный продукт укрепления государства и развития торговли, в то время как недавний спад насилия по большей части стал результатом цивилизационного наступления, намеренно предпринятого для улучшений условий существования людей. Еще одно новшество — разрыв между внешними приметами цивилизации и привычкой к эмпатии и самоконтролю, которые для нас важнее всего.
Не все тренды децивилизации 1960-х развернулись вспять в 1990-х — исключением стала поп-культура. На фоне популярных исполнителей новой музыки — панка, металла, готического рока, гранжа, гангста и хип-хопа — участники The Rolling Stones выглядят как ячейка Женского христианского союза трезвости. В голливудских фильмах кровь льется обильнее, чем когда-либо, любая порнография — на расстоянии клика компьютерной мыши от интересующегося. Наконец, популярным стал новый вид жестоких развлечений — видеоигры. И все же, несмотря на все эти приметы культурного разложения, количество насилия в реальной жизни уменьшилось. Процессу повторной цивилизации каким-то образом удалось повернуть вспять волну социальных проблем, не переставив культурные часы назад, на семейные ситкомы. Однажды вечером в переполненном вагоне бостонского метро я ехал с жуткого вида парнем в грубых ботинках и черной кожаной одежде — он был изукрашен татуировками и пирсингом. Другие пассажиры моментально вскочили с сидений, когда он прорычал: «А никто не хочет уступить место этой пожилой женщине? Она могла бы быть вашей бабушкой!»
Поколение Х, повзрослевшее в 1990-х, считают жаждущим внимания, ироничным и постмодернистским. Его представители ломают комедию, пробуют разные стили и увлекаются старыми культурными жанрами, не принимая ничего всерьез. В этом отношении они умнее юных беби-бумеров, считавших болтовню рок-музыкантов серьезной политической философией. Сегодня подобная проницательность свойственна большей части жителей западного мира. В вышедшей в 2000 г. книге «Бобо в раю. Откуда берется новая элита» (Bobos in Paradise) журналист Дэвид Брукс заметил, что многие представители среднего класса стали «буржуазной богемой»: они могут выглядеть как маргиналы и жить при этом совершенно обывательской жизнью.