Женщины замерли.

– Он говорит? – с трудом отвела глаза Ангелина.

Сурдеваль только покачал головой. Он ждал.

– Почему?

– Никто не знает.

– Что будем делать? – обратилась растерянная Ангелина к своим подругам. Действительно, когда уже в машине в ее голове окончательно сложились кусочки пазла, они ринулись разоблачать Сурдеваля. Но с пылу с жару им в голову ни разу не пришел вопрос: что делать с головой? Передать полиции? Чтобы те заключили находку в сейф, а потом передали в музей? Ангелина представила толпы людей, глазеющих на новоявленное чудо, детей, тыкающих пальцами, взрослых, с важным видом несущих околесицу, хохочущих или морщащихся от отвращения зевак. Она еще раз заглянула в глаза. У нее внезапно сжалось сердце, закружилась голова и слезы выступили на глазах. Даже обычно язвительная и не терявшаяся в любых ситуациях Марго молчала.

– Оставим ее здесь, – внезапно предложила Екатерина Дмитриевна.

– Как так – оставим? – встрепенулась Марго.

– Я согласна, оставим, – решительно заявила Ангелина, – в конце концов, ей здесь лучше, чем где бы то ни было. Только ответьте мне на один вопрос, Сурдеваль.

– Спрашивайте что хотите, – встрепенулся интендант, к смертельно бледному лицу которого медленно стала возвращаться жизнь.

– Генрих знал, что это вы перепрятали голову?

– Да.

– Тогда почему он вас не выдал?

– Он сказал, что человеку незачем знать собственное будущее. Слишком просто и слишком сложно…

Женщины, не сговариваясь, развернулись. За ними медленно закрылась дверь. Потом, через некоторое время внизу послышался шум отъезжающей машины. Роланд стоял, словно парализованный, словно боялся поверить в чудесное избавление. Его сокровище осталось с ним. Он повернулся и вновь взглянул на голову. На этот раз, или ему только показалось, но безбровые глаза смотрели мягко и понимающе. «Ты заглянешь в волшебное окно и услышишь голос Бога!» – пронеслось в голове. Но прозрачность молчала. Говорящая голова, которая так никогда и не произнесла ни единого слова. Роланд погрустнел и осторожно вернул складки на место. Он не хотел тревожить ее сон.

– Я ничего не вижу.

– Осторожно, здесь ступенька…

– Куда мы идем?

– Сейчас увидишь.

– «А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить».

– Слова из твоей роли?

– Да. Сегодня на репетиции я их забыла.

– Скажи еще что-нибудь.

– Вот, например… «Вижу я, входит девушка, становится поодаль, в лице ни кровинки, глаза горят. Уставилась на жениха, вся дрожит, точно помешанная. Потом, гляжу, стала она креститься, а слезы в три ручья полились. Жалко мне ее стало, подошла я к ней, чтобы разговорить да увести поскорее. И сама-то плачу…» Здесь очень темно!

– «Здесь очень темно» – отсебятина.

– Нет, правда, я ничего не вижу… У меня в сумочке спички.

– Не надо спичек. Дай руку.

– Уже пришли?

– Дай руку!

– Вот она… Как смешно. Я правда не вижу, куда…

– Это дверь.

– Где?

– Здесь. Дай мне руку, я тебя проведу.

– Ой!

– Что?

– Споткнулась.

– Осторожней, еще немного… Видишь, это уже я.

– Пожалуйста…

– Что?

– Руку больно!

– Тише…

– Мне больно!

– Зачем так кричать?

– Ма-а-ама-а-а!

– Ти-и-ише…

В темноте прозвучал коротенький вздох, зажглась спичка, и вдруг что-то хрястнуло, как будто раскололся большой арбуз.

– Вот и все. Как там по роли? Прощай навек?.. Ну так прощай.

В день, когда Дайнека получила университетский диплом, она купила билет и вечером улетела. По прибытии в Красноярск взяла такси и в половине шестого уже была у матери.

– Вот! – Она протянула диплом.

Людмила Николаевна сонно прищурилась, потом обняла дочь.

– Поздравляю!

Дайнека спохватилась:

– Прости, что так рано.

– Ничего. – Людмила Николаевна показала на дорожную сумку. – За нами скоро приедут.

Дайнека опустилась на стул.

– Кто?..

– Такси.

– Зачем?

– Мы едем в гости к моей школьной подруге. У нее свой дом на берегу Железноборского озера. Она давно меня приглашала, но я не решалась. Что ни говори, инвалид-колясочник – обуза для непривычного человека. С тобой будет проще. Так что вещи не разбирай. Надежда заказала для нас пропуска. Железноборск – город режимный.

Людмила Николаевна подъехала к зеркалу, развязала платок, стала снимать бигуди и складывать себе на колени. Дайнека глядела на нее и думала, что мать по-прежнему живет своими желаниями и ни с кем не собирается их согласовывать. Вздохнув, она взяла сумку и отнесла к выходу, убеждая себя в том, что приехала, чтобы побыть с матерью, а где, особого значения не имеет.

Про Железноборск Дайнека знала лишь то, что он находится в шестидесяти километрах от Красноярска. С одной стороны город окружен лесистыми сопками, с другой – болотами и лугами, которые протянулись до самого Енисея. Однажды ей пришлось там побывать, но визит имел быстротечный и экстраординарный характер[3].

Секретный город Железноборск поддерживал оборонную мощь страны и был отрезан от мира тремя рядами колючей проволоки. Выехать из него можно было свободно, а вот заехать – только по специальному разрешению.

За час они с матерью добрались до Железноборского КПП[4], предъявили паспорта и прошли через механический турникет. То есть Дайнека прошла, а Людмила Николаевна проехала в инвалидной коляске. На той стороне «границы» их ожидала другая машина, поскольку чужие автомобили, в том числе такси, в город не пропускали.

По дороге мать рассказала, что Надежда Кораблева, ее подруга, никогда не была замужем и осталась бездетной. Их общее детство казалось ей самой счастливой порой жизни. Теперь подругам предстояли долгие разговоры о том золотом времени. И хотя относительно прошлого Людмила Николаевна придерживалась иной точки зрения, она не отказалась провести небольшой отпуск на берегу красивого озера.