обнажить оружие и провести бой. Проверить, правдивы ли мои ощущения, и я действительно стал лучше во владении шпагой?!

Тем более, я почти ничем не рискую. Едва ли этот юноша меня победит, а даже если случится почти невозможное, то он правду говорил, обещая вытащить бессознательное тело на пирс.

– Нападёшь – учти, у меня желания тебя тащить из воды нет никакого, – всё же отдаю дань разуму и пробую решить конфликт без боя, пытаясь вразумить парня.

Напугать его, сказав «что не вытащу», я не мог, врать-то нельзя из-за Слова, а оставить человека тонуть мне Чистота не позволит. Вот и приходится играть формулировками.

– Ха! Старик! У тебя есть яйца! Уважаю! – он отпустил цепь, за которую держался левой рукой. – Нападаю!

Его клинок поднялся к небу, и он спрыгнул с крана вниз.

Странный парень всё же, зачем ему это «Иду на вы!»?

После этого выкрика я ожидал, что он прыгнет с крюка прямо на меня, возможности проекции и занимаемая им высота позволяли подобное. Но юноша оказался не так глуп, вместо безрассудного нападения, он спрыгнул вниз и, только оттолкнувшись от воды, устремился в мою сторону. Но не по прямой, а зигзагом, в каждом прыжке меняя направление, при этом не забывая держать свой меч так, чтобы острие гросс-мессера смотрело мне в центр груди.

Его оружие – одно из моих любимых. Честный меч простого солдата, не рыцаря, не вельможи, а обычного пахаря войны, в одном ряду с гладием и кошкодёром. Разве что он намного больше что первого, что второго. Есть такой тип ножа, называется тесак. Если подобный ножик увеличить до размера меча, то есть до сантиметров семидесяти, то получится фальшион, а если уже фальшион утяжелить раза в полтора и удлинить ещё на пару ладоней, прикрутив к тому же двуручную рукоятку и массивную крестовую гарду, то и получится гросс-мессер.

Прыжки «гладиатора» резкие, но немного неуклюжие из-за волн. Впрочем, то, как он держит свой меч, намекает мне, что парень чему-то учился.

Его атака не так безрассудна, как можно было подумать, глядя на могучий замах. В последний момент он отдёргивает клинок на себя и переводит рубящий удар в колющий. С учётом скорости его сближения, а также массы и мощи гросс-мессера, достигни этот выпад своей цели, то он выбил бы меня из Излома одним попаданием. Причём, это явно не ставка на один удар, не игра ва-банк. Положение его клинка таково, что в случае неудачи, одним движением кисти и небольшим смещением тела вправо он способен поставить жёсткий блок. Грамотно. Точнее, почти грамотно…

Он видел только шпагу и просчитался. За мгновение до того, как его клинок уже готов войти мне в грудь, из-под моего плаща вылетает вакидзаси, зажатая обратным хватом, а мои ноги скользят вниз по волне. Мечи встречаются, и Чистота жёстким блоком сносит гросс-мессер далеко в сторону. В древности подобными силовыми блоками зачастую ломали оружие противников, но так как меч Крикса был даже без намёка на ржавчину, то он выдержал. Не сломался… Но и не защитил своего хозяина от режущего удара Слова. Моя шпага легко прошла вдоль бёдер гладиатора. А когда мы разминулись, пройдя на встречных курсах, возвратным движением ещё раз полоснула, в этот раз по коленям.

Прыжком вперёд и вправо разрываю дистанцию, уже в воздухе поворачиваясь лицом к противнику и пряча своё оружие в ножны. Он же сперва не понимает, что произошло, и, коснувшись гребня волны носками, тут же взмывает вверх, вновь занося меч. Сложив руки на груди, наклоняю голову в немом вопросе. Вот он снова на волне и… Неужели опять атака, он что, дурной? А, нет, вот он дёргается и вместо прыжка ко мне, наоборот уходит назад, при этом его клинок уже опущен вниз. Дошло наконец-то… Энергозапас Крикса, ещё недавно почти полный, теперь в опасно красной зоне, у него осталось не больше одной четверти энергии. В реальности он сейчас был бы безногим…

– Если при следующей встрече не научишься говорить старшим «Вы», отрежу уши.

Парень явно в шоке от того, что всё пошло настолько не так, как он рассчитывал. Юноша в полной прострации и даже не находит слов в ответ на мою провокацию. Пользуясь тем, что Крикс не спешит приходить в себя, жестом ладони прощаюсь и, развернувшись, на полной скорости устремляюсь в направлении Холма, что на северной стороне залива.

Секунд через двадцать бросаю взгляд назад. Парень не стал меня преследовать, его вообще не было видно. Скорее всего, пришёл в себя и, рассудив трезво, сбежал подальше.

Любопытная встреча. Да и гладиатор этот чем-то меня зацепил, хам хамом, но что-то в этом пареньке определённо есть. Если не убьётся по причине своей наглости, далеко пойдёт.

На середине залива меня начала мучить совесть. Я же взрослый мужик, мог всё разрулить словами. Ведь мог? Мог… Но не стал, пошёл на поводу сиюминутных желаний. И что самое удивительное, даже паранойя, и та проспала, позволив мне ввязаться в бой с незнакомым противником. Но всё это самоедство с лихвой перекрывалось чувством упоения. Нет, не победа над мальчишкой была причиной этому ощущению, а то, как я провёл приём. Даже не сам блок и удар, а как, не глядя под ноги, почувствовал волну и скользнул по ней, меняя тем самым высоту атаки и занимая более выгодную для себя позицию. Это движение было настолько естественным, правильным, что прошло без обдумывания, на рефлексах. Раньше я так не умел. И вот осознание, что теперь-то умею (!), и давит в зародыше этот шёпот совести по поводу того, что я был не прав.

Но и это не всё. Столкновение также показало, что я, можно сказать, освоился в Изломе. Привык быть проекцией. Если в первом своём бою против двух корейских рейгов, проведённом в мире теней ещё совсем недавно, меньше пары недель назад, я действовал, полагаясь на точный расчёт, то сейчас всё было совершенно иначе. Тогда мне приходилось продумывать каждое движение, что плохо сказывалось как на скорости, так и на лёгкости поединка. Нельзя фехтовальщику думать над тем, какой блок поставить, какой удар нанести – это негативно отражается на его реакции. В бою мозг должен быть занят анализом противника, местности и продумыванием общей концепции поединка, а тело должно реагировать само, без участия рассудка, тогда всё получается намного быстрее. Все приёмы в идеале интуитивны; выпады, блоки, уходы – только одно к ним требование, чтобы они укладывались в общую концепцию, которую вырабатывает разум.