в клубном доме общества одиночек? — Она спрашивает, меняя тему, линия взбитых сливок придает ей усы.

В сумасшествии лабиринта, после того как Дин Синклер вывел меня в безопасное место, и я увидела, что Лира уже выбралась, я вспомнила, что нашла ключ. Я представила его декану, и он объявил нас победителями.

Ключ давал нам доступ к тому, что мы назвали клубом ОО (общество одиночек), секретной комнатой на третьем этаже округа Ротшильд. Внутри были диваны, телевизор, столы и даже небольшая машина для попкорна.

У нас была комната до конца нашего первого года обучения, и это было то место, где мы начали проводить большую часть нашего времени. Отчасти потому, что она была наша, отчасти потому, что мы могли запереть дверь на ключ и чувствовали себя в безопасности.

— Если только я буду первой выбирать филь. — Я поднимаю к ней свой стакан с молочным коктейлем

— Договорились. — Мы щелкаем стаканами, и на мгновение я чувствую себя обычной студенткой колледжа.

Я чувствую себя обычной девушкой, которая собиралась устроить вечер кино со своей соседкой по комнате.

И я не могла не задаться вопросом, была ли Лира права или нет. Была ли я той девушкой, которой нужен был вызов? Кому нужно было выбирать любовь? Нужна ли мне была дополнительная драма, которую подарила мне жизнь? Парень, который вреден для меня, но хорош для моей тяги к приключениям?

Потому что этого, даже такого простого момента, мне показалось достаточно.

Однажды, когда мне было восемь лет, дедушка взял меня на охоту.

Он в основном увлекался крупной дичью. Вещи, которые он мог выпотрошить, освежевать и повесить на стену или положить на пол в качестве коврика перед одним из своих многочисленных каминов. Не потому, что ему нравилось убивать, а потому, что ему нравилось побеждать.

В обязательном порядке, когда в его доме появлялись новые люди, он провожал их в свой кабинет и хвастался одним из своих многочисленных убийств. Извергая абсурдную историю, которая всегда делала его героем. Как он храбро отбивался от своих приятелей, когда был подростком, или преследовал раненого лося двадцать миль.

Мой отец честно получил свое хвастливое отношение.

Мы стояли посреди леса с рассвета до полудня, когда деревья перед нашей палаткой зашуршали вспышками желтовато-коричневого меха.

— Хорошо выглядящая женщина. — Его голос курильщика всегда царапал мои уши, как ногти по классной доске.

Ярко-желтые глаза пумы сканировали пространство перед ней, не думая смотреть прямо вправо. Дедушка сунул мне в руки возмутительно большой пистолет.

Я посмотрел на него в замешательстве от того, что он хотел, чтобы я сделал с этой гребаной штукой, потому что я никогда раньше даже не стрелял из пистолета.

— Продолжай. В конце концов, ты должен стать мужчиной. — Он кивает ничего не подозревающему животному.

Я никогда этого не понимал. Необходимость кого-то убить, чтобы доказать свою мужественность. Это всегда казалось уловкой, чтобы превратить людей в серийных убийц. Но так как я считал честью то, что он выбрал меня, чтобы пойти с ним сегодня, я поднял тяжелое оружие.

Подражая каждому западному фильму, который я когда-либо смотрел, я выставил ствол пистолета, положил мизинец на спусковой крючок и сделал несколько глубоких вдохов. Все было тяжелым, мне было неудобно его держать.

Мне еще предстояло врасти в свое тело, все мои конечности и кости. Я даже не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы удержать его. Я сказал себе, что это ничем не отличается от игрушечных пистолетов, с которыми играл Сайлас, которые стреляли пластиковыми пулями с резиновыми наконечниками.

Я не хотел этого, но когда я нажал на курок и выстрел дробовика сотряс мое тело, я закрыл глаза. Я крепко сжала их, поморщившись от немедленной боли. Мне казалось, что плечо оторвало начисто, и секунд десять я думал, что случайно выстрелил в себя.

Но даже сквозь боль мои барабанные перепонки агрессивно звенели.

Я думал, как львы или тигры, пума будет рычать в защиту. Что у него будет глубокий, глухой голос, который заставит землю вибрировать от бравады. Вместо этого раздался жалкий визг.

Это звучало как детский плач, вопящий снова и снова.

Открыв глаза, я увидел животное, упавшее на поляну, мотающее головой и стиснувшее зубы, когда оно кричало, как мне казалось, от мучительной боли.