Афанасий рассмеялся:

— Да мы уж с ним познакомились. То-то удивится хан нашей дружбе.

— Представляю. У Асад-хана сердце льва, но голова барана. Если в нее пришла какая мысль, пусть самая дурная, он исполнит ее с рвением, достойным куда лучшего применения. Что там у вас вышло?

Афанасий кратко пересказал.

— Мда, — покачал головой Мехмет. — Наш Мелик-ат-туджар[60]старается привлекать торговых людей из разных стран, развивать торговлю, а этот препятствия чинит. Ну, я ему устрою. — Мехмет стукнул кулаком по поддерживающей крышу балясине.

— Да ладно, не надо. Осерчает еще, совсем мне житья не даст.

— Ничего. Может, встряска ему на пользу пойдет, — белозубо усмехнулся хорасанец. — А то вдали от верховной власти распоясываются они. Хозяевами себя чувствуют. Краев не видят совсем, — почему-то разозлился он и снова хрястнул кулаком по балясине.

Погонщик вздрогнул, но даже не повернул головы.

Миновав площадь, колонна знатного вельможи остановилась у главных ворот дворца, которые незамедлительно распахнулись. Мальчишки-глашатаи и музыканты затерялись в толпе слуг. Конные воины разъехались в разные стороны, внимательно озирая стены изнутри. Воины с булавами встали веером перед парадным белокаменным крыльцом. Слоны медленно вплыли во двор и, понукаемые анкасами[61]погонщиков, выстроились в линию, в центре которой оказалось животное, на котором восседали Мехмет и Афанасий.

Слуги подкатили к боку слона колесную башенку с широкой и пологой лестницей. Поддерживаемые под руки, друзья перелезли через край беседки и чинно спустились на каменные плиты двора.

Вышедший им навстречу хан поклонился, широко развел руки, приветствуя дорогого гостя, и замер, остолбенело глядя на Афанасия. За его спиной придушенно пискнул советник.

В Индии началась зима. Не такая, как на Руси, со снегами под крышу и морозами трескучими, а дождливая. С неба лило так, будто разверзлись хляби небесные, как во времена великого потопа. Но местных это особо не смущало. Справа от носилок тянулись бескрайние поля, где крестьяне по колено в воде пахали, сеяли пшеницу, да рис, да горох, да еще какие-то неизвестные на Руси злаки. Слева шли уступами скалы того горного массива, на котором стоял Джуннар.

Афанасий разглядывал все это сквозь мутное окошко паланкина, который несли по размякшей дороге в стольный град Бидар восемь голых носильщиков. Мехмет на противоположном сиденье дремал, привалившись к обитому изнутри войлоком борту. Чалма съехала на сторону, на губах блуждала улыбка. Купец даже позавидовал его беззаботности.

Один из носильщиков поскользнулся в липкой грязи. Паланкин основательно качнуло. Скарб под сиденьями отозвался шуршанием и перезвоном.

Мехмет открыл глаза, потянулся и зевнул во весь рот.

— Ну что там? — спросил он.

— Да ничего, едем. Дождь да грязища кругом, — ответил тверич.

— Одно и то же, — печально вздохнул вельможа и закатил глаза. — Надоело. Соскучился я по солнцу. Это у вас там на Руси его не увидишь, а у нас, в Хорасане, оно каждый день.

— А надолго это? — Афанасий кивнул головой в сторону окошка.

— Ливень? Месяца на четыре. Может идти, вообще не переставая. Я как в первый раз тут сезон дождей переживал, так чуть гашиш курить не начал с тоски.

Паланкин снова качнуло.

— А чего мы на слонах не поехали? — спросил Афанасий. — Больно тряско в носилках твоих.

— Зато низко, — рассмеялся Мехмет. — Если эти увальни нас опрокинут, то только шишек набьем. А если со слона скатимся да еще и беседкой сверху накроет, так можно и костей не собрать.

— То верно.

— Афанасий, а я вот тебя спросить хотел, за какой надобностью тебя в Бидар понесло? Ведь мог бы у меня денег взять да отправиться к себе в Тверь.

— Ну, это… По надобности торговой, — в сотый раз повторил свою сказку купец. — Здесь-то я товара подходящего найти не могу, чтоб был и невелик, дабы пошлины не платить, и дорог. А то и вообще можно не товар купить, а секрет.

— Это как? — не понял Мехмет.

— Вот смотри, можно купить сто мешков краски какой-нибудь для ткани особо стойкой. Нанять корабль, погрузить, пошлины заплатив, через все земли провезти и продать с выгодой невеликой. Да?

— Да, — согласился хорасанец.

— А можно узнать, как та краска делается, да составляющие с собой прихватить по горсточке. В свою землю привезти и там делать начать. И ни пошлин тебе, ни разбойников, что на каждом углу стерегут, ни иной напасти какой. Представляешь, какая выгода будет?

— Это если все составляющие в твоей земле есть.

— Не обязательно, — разгорячился Афанасий. — Составляющие — они дешевле, чем продукт готовый. Если их привезешь, все равно в наваре останешься немалом.

— Хорошо. Только за красками обратно в Джуннар возвращаться надо. Там мастеров знатных много и выбор большой.

— Не нравится мне с красками возиться. Да и не знаю я их. Я ж сын кузнеца. Мне б с железом работать.

— Тогда все равно не в Бидар надо.

— А куда же?

— В Парват и далее. Говорят, там великие кузнецы живут, что оружие делают, железо прорубать способное. Да только замкнуто они живут. Чужаков не привечают, особенно нас. Вряд ли поделятся секретом, даже если знают.

— Досталось им от вас на орехи?

— Они не хотели подчиниться. Пришлось наводить порядок.

— И что, многих побили?

— Побили-то многих, да еще больше ушли в непроходимые леса. Там обосновались.

— А вы что же?

— Да нам оно зачем туда лезть? Ни земли не распашешь, ни дани не соберешь. И в солдаты не набрать, плохие из индусов солдаты. Чуть что, оружие бросают и разбегаются по норам. Все самим приходится делать — и биться, и командовать, так что пусть уж лучше живут в джунглях своих.

— Значит, в Парват, говоришь? А далеко ль дотуда?

— Ден тридцать пути, если от Бидара считать.

— Не так уж далеко, — улыбнулся купец. — А дороги есть?

— Полдороги точно, а что дальше, неизвестно. Афанасий, а ты давно дома-то не был? — вдруг спросил Мехмет.

— Да почитай уж больше года как.

— Тоскуешь?

— Еще бы, — кивнул Афанасий. — А еще тяжко, что вера моя тут в гонении. Ни перекреститься, ни Иисусу помолиться на людях. Камнями побьют. А за Бидаром так же?