Людмила вспоминает, как видела во сне умершего мужа, который упрекал ее в том, что она посылает дочь в школу. Теперь она думает, что муж ее предостерегал. А еще был другой сон, его рассказала Людмиле родственница. Она сказала, что видела всех погибших учителей и мужа Людмилы. И они ей сказали, что «там, на небе, тоже работают в школе, а директор у них Коков».

– Мы тут сейчас все друг другу сны пересказываем, – говорит Людмила. – И знаете, такое чувство, что это все вообще – один длинный сон.

Вчера Людмила получила директиву переводить учителей и детей в школу № 6. Надо начинать учебу. Но никто не представляет, как заставлять детей снова идти в школу.

– Я не понимаю, – говорит Виссарион. – Дети, учителя пережили такой шок, их надо в санаториях лечить, психологическую помощь оказывать постоянно. Какая школа? А вся наша психологическая помощь сводится к кабинету на третьем этаже городской поликлиники. Там сидят два психолога. И еще рядом баптистская церковь открыла свой филиал.

В администрации района тихо. Глава администрации Владимир Ходов дома, справляет поминки по своему внуку Володе. В кроватку к Володе положили его игрушки, много игрушек. И сказали, что больше Володя никогда в эту кроватку не ляжет.

А в администрации осталась секретарь Владимира Ходова Руфина. Эта женщина за один день побывала на поминках в четырех домах.

– Мою соседку Цахилову Анну убили в школе, – говорит Руфина. – И муж ее там погиб. А бабуля с внучкой выжили. Так Юрика тогда еще похоронили, а сегодня хотели справлять сороковины. И вдруг сегодня опознание на Анну пришло. Из Ростова. Она все это время там пробыла. Вот сороковины и отложили. Решили Анну похоронить и вместе их помянуть. Дочка у них сиротой осталась, бабуля опекунство теперь оформляет.

Руфина говорит, что самое страшное в жизни она уже увидела. Что война не казалась такой страшной, как 3 сентября в Беслане.

– 1 сентября я на работе была, – рассказывает Руфина. – Услышала такие щелчки, знаете, странные.

Смотрю в окно и вижу, как от школы поднялась целая стая птиц. Много голубей, очень много. Теперь я это вспоминаю. У меня так много знакомых пострадало. И у меня не укладывается в голове – за что это нам?

– Самое главное – надо объяснить людям, что осетины очень миролюбивый народ, – продолжает Руфина. – В старину, конечно, кровная месть была, но уже несколько столетий этого нет. И когда я была маленькой, семья убийцы просила прощения у семьи погибшего на коленях. И их прощали. Кровь за кровь – это не про нас. Нельзя уподобляться этим нелюдям.

Школа № 1. Вернее, то, что от нее осталось. Темно-красный кирпич. Черный выжженный пол спортзала. Груды цветочных букетов. Сотни детских игрушек. Тысячи бутылок с водой, спрайтом, пепси-колой. Шоколадки. Печенье. Это то, что они любили. Священник нараспев говорит о вечном покое, о вечной памяти, о Царствии Небесном. Ветер залетает в окна, в которых во время штурма стояли дети. И через которые дети убегали. Ветер теребит платки женщин, стоящих перед священником, но не задувает свечи. Свечи – на полу, в руках, у стен. На стену кто-то прибил большое деревянное распятие. Символ жертвы и символ прощения. Дождь падает на лица, и уже не ясно, где дождь, а где слезы. Здесь, в этом спортзале, я понимаю, что войны не будет. Что никто ни на кого не пойдет. И что здесь, в эти дни, эти люди совершили еще один подвиг.

14.10.2004. Поминки продолжаются

Я иду вместе с Людмилой Коковой, завучем школы № 1, на поминки в дом к Марии Кусовой. В этот дом сегодня придет много людей. Мария была простой и хорошей женщиной. Ее здесь все называли «мама Мария».

Погибших в школе поминает весь Беслан. Чуть ли не в каждом дворе развернуты палатки для мужчин.[8]

Людмила вспоминает своих знакомых. Своих учеников. Свою школу, которой больше нет. Она проработала в школе 37 лет. К ней приходили ее бывшие ученицы и тоже начинали учить детей. А теперь многих из них она уже никогда не увидит: 18 учителей погибли, из них пятеро учили малышей. В начальных классах погибло 80 детей.

– Я все думала, почему так много первоклашек погибло, – говорит Людмила. – А потом поняла. Они маленькие были, просто перелезть через подоконник в спортзале не могли. Многие там и остались.

Мария Кусова была завхозом учебно-производственного комбината. 1 сентября она повела в школу внука Берта, первоклассника.

– Она всегда детей в школу водила, всех своих внуков, – вспоминает младший сын Марии Володя. – У меня дети еще маленькие, и в тот день я тоже хотел с ними пойти в школу, но у соседей были похороны, и я пошел к ним. А потом услышал про захват. Прибежал домой, узнал, кого мама повела в школу. И потом все три дня был там с братьями.

Володя – бывший сотрудник МВД. Год назад ушел в отставку по инвалидности. Но среди ополченцев был своим.

Он помнит, как 2 сентября приехали альфовцы. Как сидели вместе с ополченцами рядом со школой. Как никто не ждал взрывов. Как на следующий день в 13 часов 15 минут в школе раздались взрывы, и как альфовцы были ошеломлены. И как спецназ пошел прямо к школе, не прикрываясь, потому что из окон спортзала стали выпрыгивать раздетые дети. Выпрыгивали и разбегались. Как муравьишки. Володя так и сказал: «Как муравьишки».

– Они бежали инстинктивно, не зная, куда бежать, – вспоминает Владимир. – А многие, особенно маленькие, бросились к крану, из которого хлестала вода. Он был напротив школы, и там шел такой страшный огонь. А они все равно туда бежали, потому что хотели пить. Бежали, падали.

У Володи в глазах стоят слезы.

– И эти ребята, альфовцы, они отвлекли огонь на себя, – продолжает Володя. – Я хочу, чтобы вы это знали. Они шли без всякого прикрытия прямо на огонь, и, если бы не они, погибло бы еще больше детей. Тогда мы тоже пошли. Выносили детей, возвращались. Я вынес третьего ребенка, когда мне кто-то крикнул, что моего племянника положили в машину, что он ранен. У Берта было два сквозных ранения и лопнула барабанная перепонка. Но я это уже потом узнал. Нельзя было там искать своих, а мимо чужих проходить. Хватали всех. Выносили сколько могли. Я раз десять возвращался в школу. А может, больше, не помню. А потом школа загорелась. Боевики засели на втором этаже, рядом со спортзалом, и все это время обстреливали и нас, и спортзал, а когда зал загорелся, они несколько раз выстрелили туда из гранатомета. Чтобы горело сильнее. Боевики уходили, пытались уходить. Пятеро прорвались к заводу, но их там расстреляли. А вообще, в той суматохе любой из них мог схватить ребенка и выйти как спасатель. Но я не знаю, ушел кто-то или нет.

Когда все закончилось, Володя с братьями стал искать мать. Маленького Берта нашли в больнице. А матери не было нигде. Они объездили все лечебные учреждения, все морги. Потом стали опрашивать свидетелей. Несколько женщин вспомнили, что после взрыва Мария, тяжело раненная в живот, подтащила внука к окну и перебросила его на улицу. А сама осталась внутри здания. Женщины вспомнили, что у Марии оторвало несколько пальцев и рука была в крови. Сыновья искали мать три недели. Только 29 сентября из Ростова получили факс: Марию идентифицировали при помощи ДНК.