репетиция. Два года спустя Дракенмиллер организовал самую великую аферу за всю свою карьеру, пошатнув валютный порядок Европы и превратив хеджевые фонды в набирающее силу явление мировой финансовой системы.

ОБЪЕДИНЕНИЕ ГЕРМАНИИ НЕ ТОЛЬКО ЗАСТАВИЛО Бундесбанк действовать по чрезвычайно предсказуемому сценарию. В результате этого объединения стало очевидно, что банк не в состоянии быть институтом, обеспечивающим стабильность немецкой марки, и в то же время выступать в роли механизма, устанавливающего курсы обмена валют в Европе. Данная система была основана в 1979 году с целью снижения колебаний валютного курса на территории Европы, что позволило компаниям вкладывать свои средства и заниматься торговлей, не опасаясь того, что невероятные скачки курсов валют разрушат созданные этими фирмами бизнес-модели. На протяжении более десяти лет данный механизм работал хорошо, стабилизируя валюты, но при этом не допуская их объединения. Курсы валют, которыми управляла данная система, могли колебаться в пределах небольшого диапазона, и если подобная гибкость оказывалась недостаточной, страна могла обсудить возможность девальвации со своими европейскими партнерами. Эти правила обеспечивали правительствам государств некоторую свободу в использовании процентных ставок для управления своими экономическими циклами. Благодаря данной системе соблюдался баланс между стабильностью курсов обмена валют и гибкостью процентных ставок.

Объединение Германии привело к нарушению этого компромисса. Оно вызвало появление инфляционного давления внутри Германии, заставляя Бундесбанк поднимать процентные ставки. Но скачки процентных ставок произошли в Германии как раз тогда, когда в других европейских странах наблюдался спад экономики, и им были жизненно необходимы более низкие процентные ставки. Высокие процентные ставки на территории Германии на фоне относительно низких ставок в других европейских государствах привели к тому, что люди стали обменивать свои средства на немецкие марки. В результате курс обмена более слабых европейских валют, в особенности итальянской лиры и британского фунта, находился на уровне нижней границы, установленной механизмом контроля валютных курсов, что могло привести к краху этого механизма. У правительств европейских стран оставалось два варианта действий. Германия могла понизить размер процентной ставки в целях уменьшения объема привлекаемого капитала, а англичане и итальянцы, наоборот, должны были его повысить. Или же центральные банки государств могли развернуть свою деятельность на валютных рынках, продавая марки и покупая лиры и фунты. Если бы действия по корректировке уровня процентной ставки и вмешательству центральных банков в деятельность валютных рынков оказались неудачными, Италии и Великобритании пришлось бы провести девальвацию своей валюты.

Летом 1992 года Дракенмиллер начал анализировать эту напряженную ситуацию. Особое внимание он уделял Великобритании, где молодой управляющий портфелями из компании Quantum Скотт Бессент занимался изучением нестабильного жилищного сектора и, совершая операции на рынке недвижимости, открыл несколько коротких позиций. Бессент сказал Дракенмиллеру, что процентные ставки ипотечных кредитов Великобритании были в основном нефиксированными. Когда Банк Англии поднял ставки, семьи сразу же почувствовали повышение ипотечных взносов. Благодаря этому передаточному механизму, в связи с высокими процентными ставками в Германии Великобритания могла оказаться в особенно затруднительном положении. Если бы Банк Англии поднял ставки с целью защиты позиции фунта в среде механизма контроля валютных курсов, мгновенный удар по людям, выплачивающим ипотечные взносы, вызвал бы резкое снижение уровня потребления в то время, когда в Великобритании и так наблюдался экономический спад.

В данной ситуации Дракенмиллер усмотрел возможность проведения операций, которые вряд ли оставили бы его в убытке. Существовала значительная вероятность того, что британские власти не допустят повышения процентных ставок и таким образом вызовут девальвацию фунта стерлингов. С другой стороны, повышение курса британского фунта по отношению к немецкой марке было маловероятным; поскольку в Великобритании бушевал экономический кризис, Банк Англии определенно не стал бы повышать процентные ставки больше необходимого предела. Решив воспользоваться данной асимметричной ситуацией, Дракенмиллер купил большое количество немецких марок и продал фунты, к концу августа вложив в данную позицию 1,5 миллиарда долларов15.

В ходе операций по торговле фунтом стерлингов проявились три навыка Дракенмиллера. Прежде всего, его любовь к исследованию ценных бумаг, которая может помочь в выявлении экономических тенденций; подобно Соросу, но в отличие от трио Commodities Corporation Дракенмиллер обращал особое внимание на компании, по которым, по его мнению, следовало судить об изменениях состояния экономики. Во-вторых, торговля фунтом потребовала от него понимания валют и процентных ставок; подобно Соросу, но в отличие от Джулиана Робертсона Дракенмиллер был специалистом по торговле акциями и так же хорошо мог совершать операции с прочими финансовыми инструментами. И наконец, от него потребовалось умение замечать корпоративные факторы, которые обеспечивали возможность совершения сделок с выигрышным соотношением степени риска к прибыли: так же как Пол Джонс, который смог увидеть шанс для совершения асимметричной сделки в ситуации, когда от управляющих фондами в Японии ожидали обеспечения годовой прибыли на уровне 8 %, Дракенмиллер усмотрел возможности, связанные с нестабильностью ставок по ипотечным кредитам в Великобритании. Но следующий этап торговли фунтом стерлингов зависел от другой способности Дракенмиллера. От него требовалось понимание финансовой политики Европы, начиная с того давления, которое существовало вокруг Бундесбанка.

Со времен гиперинфляции, которая стала одной из причин роста могущества Гитлера, немцы высоко ценили стабильность валютного курса. В Соединенных Штатах, согласно закону о деятельности ФРС, эта организация должна поддерживать низкий уровень инфляции и безработицы; в Германии же единственной задачей Бундесбанка являлась борьба с инфляцией. По этой причине было ясно, что первым инстинктом немцев станет отказ от понижения процентных ставок, пока расходы на объединение Германии вызывали дефицит бюджета. И если бы Германия начала жестко отстаивать свою позицию, давление, оказываемое на фунт стерлингов, возросло бы еще больше. Но по крайней мере оставался шанс, что по политическим причинам руководство Бундесбанка смягчит свою позицию. Лидеры европейских государств незадолго до этих событий подписали Маастрихтский договор, который в конечном итоге предусматривал создание единой европейской валюты — евро. Правительство Германии поддержало этот проект. Членам правительства следовало подумать дважды, прежде чем начинать настолько яростную борьбу с инфляцией, что их действия могли привести к нарушению валютного порядка Европы.

Когда Дракенмиллер делал свои первые ставки на фунт стерлингов, было не совсем понятно, перевесит ли ответственность Бундесбанка перед европейскими государствами его традиционно жесткую позицию в борьбе с инфляцией. Но вскоре намерения Германии стали более очевидными. 5 и 6 сентября министры финансов и руководители центральных банков стран, входящих в Европейский союз, встретились в красивом английском городке Бате. Министр финансов Великобритании Норман Ламонт был готов приложить все усилия для создания условий, позволяющих удерживать низкий уровень процентных ставок в Великобритании. Поэтому он, поддавшись на