Может быть, она больна… Мне все равно. Надеюсь, что она умрет. Надеюсь, она упадет и умрет прямо сейчас, и тогда я смогу переступить через нее и уйти.

Мама бросается, чтобы обнять нас, но облегчение на ее лице переходит в боль и замешательство, когда мы с Коннором, не сговариваясь, отшатываемся прочь от нее. Она замедляет шаг, останавливается и спрашивает:

– Солнышко, что случилось? – Сначала она обращается к Коннору, и голос ее звучит неправильно. Хрипло, низко, слабо. Может быть, она действительно больна. Я хочу ударить ее в горло, и эта мысль настолько реальна, что перед глазами у меня стоит красная пелена и я дрожу с головы до ног. «Не смей даже прикасаться к нему!»

Коннор ничего не отвечает. Он почти не разговаривает с тех пор, как мы его нашли. Мама смотрит на меня. В ее глазах слезы, фальшивые слезы фальшивой мамы, и я ненавижу ее так сильно, что меня чуть ли не рвет.

– Ланни, в чем дело?

И тогда я кричу. Этот крик вырывается из моей груди неуправляемо и резко, точно взрыв:

– Да пошла ты!..

Хавьер становится между нами, и это хорошо, потому что я кидаюсь на нее и он удерживает меня. Пытается что-то сказать, но я не слышу его. Как ни странно, но при этом я ясно слышу слова Кеции:

– Не поднимать шума уже не получится. – Она не сделала ни шага в нашу сторону, но стоит в полной готовности и смотрит на Коннора.

Мне нужно позаботиться о брате, поэтому я прекращаю кричать, поворачиваюсь и стараюсь успокоиться. Обхватываю Коннора обеими руками, но он словно бы не замечает этого.

Он смотрит на маму так, словно никогда в жизни не видел ее.

Та пытается что-то говорить, но выходит лишь хриплый шепот:

– Боже, милые, что я сделала не так…

– Я не знаю, Джина, что ты, по твоему мнению, сделала не так. Всегда лгала нам? – Голос мой звучит как обычно, разве что слишком громко. Мне хочется оттолкнуть ее, вытолкать ее прочь из нашей жизни. Я хочу защитить брата, потому что знаю – это причиняет ему боль, от которой я никогда не смогу его избавить. Это моя задача – защищать его, и я не справилась. Не смогла.

Потому что она сделала это с ним. С нами.

Мама плачет. Слезы текут по ее лицу, она по-прежнему протягивает к нам руки, но мы отступаем назад. Хавьер все так же преграждает ей путь.

– Сядь, Гвен, – говорит он.

– Она не Гвен, – возражаю я. – Она Джина. Джина Ройял. И всегда ею была.

– Я не знаю, что происходит, – говорит мама. Но что-то в ее взгляде – какая-то слепая, как у загнанной крысы, паника – подсказывает мне, что она уже знает. Я привыкла считать свою мать всемогущей, сильной, почти суперчеловеком. Я видела, как она бросается в драку, даже зная, что не сможет выиграть ее. «Ради нас», – шепчет мне частица моего разума, но я быстро затыкаю ее.

Я знаю, что мама не супергероиня. Она человек, как и я. Как Коннор. Как все остальные. Мне кажется, что я поняла нечто важное и при этом горькое. Она, в конце концов, просто человек.

И она плохая. Она такая же, как папа. Нет, она хуже, чем папа, потому что он не промывал нам мозги и не заставлял нас поверить в то, что верх – это низ, а правильное – это неправильное. Папа никогда не внушал нам, будто он невиновен. А она внушала. Это намного хуже, и я никогда, никогда не перестану ненавидеть ее за это.

– Сядь, – снова говорит ей Хавьер. Судя по голосу, с него достаточно. Мама оглядывается на Сэма, который даже не смотрит на нее больше, и опускается в кресло. Хавьер подходит к ней с планшетом в руках, постукивает пальцами по сенсорному экрану и передает планшет ей. – Объясни это.

Лицо мамы становится таким бледным, что мне кажется, будто она упадет в обморок, но она не падает. Смотрит на экран, но мне кажется, не видит того, что там происходит, и когда запись заканчивается, протягивает планшет обратно Хавьеру и наклоняется, пряча лицо в ладонях. Секунду мне кажется, что мама плачет, но, когда она снова выпрямляется, глаза у нее сухие и почти безжизненные.

– Это не я, – говорит она. Голос ее звучит словно рваный металл – острый и неровный. – Это фальшивка. Ее сделал «Авессалом».

– Извини, но нет, – отвечает Хавьер. – Слишком реалистично, какой-то случайный преследователь не сможет такого сделать. Я вижу на этой записи тебя. И ты помогаешь ему.

– Это подделка! Если нет, то почему эту запись не показали, когда судили меня? Хави, подумай, пожалуйста! Я знаю, что это выглядит ужасно, поверь мне. Мне от этого тошно, меня это злит. Но это не я. Этого никогда не было!

– Просто заткнись, – говорю я ей. – Вот оно, на экране. Прямо у тебя под носом. Ты делала это.

– Ланни, милая…

– Не смей, – резко обрываю я ее. Я хочу, чтобы она ушла немедленно. Мне невыносимо смотреть на нее. Меня от нее тошнит. – Заткнись. Меня блевать тянет от твоего вранья.

Она снова начинает плакать. Хорошо. Я рада, что ей больно. Она понятия не имеет, как больно мне.

– Откуда оно у вас? – шепчет мама.

Коннор впервые за все время поднимает голову и отвечает:

– Я нашел его.

Голос у него не сердитый. Просто пустой. Меня это пугает, потому что мой брат не сердится на происходящее, как злюсь я. По крайней мере, он никак этого не проявляет. Он словно ожидал, что весь мир нас обманет.

– Где ты…

– Это неважно, верно? – снова вклиниваюсь я. – Потому что он нашел это видео и оно доказывает, что ты лгунья.

– Оно доказывает, что люди хотят, чтобы вы в это поверили, – возражает она. – Ланни, пожалуйста…

– Не смей со мной разговаривать!

Молчание. Мы все смотрим на нее, кроме Сэма; он деловито наливает себе чашку кофе, стараясь делать вид, будто все нормально, но я вижу, как напряжена его спина. Лицо у него настолько бесстрастное, что похоже на хеллоуинскую маску. И он тоже? Он тоже лжец? Он лгал нам в самом начале. Быть может, нам не следует верить и ему тоже. И Хавьеру. И Кеции.

Может быть, в этом мире не осталось никого, кому мы могли бы доверять – кроме друг друга…

Мама поворачивается к Хавьеру и Кеции.

– Где он взял эту запись? Каким образом?

– Я ее нашел, – повторяет Коннор. Он не смотрит ни на кого.

Кеция глядит на него так, словно хочет подойти к нему и сгрести его в объятия. Думаю, она так и сделала бы, не будь обстановка такой напряженной.

– Я проверила его телефон, – говорит Кеция. – Он взломал «родительский контроль». Умный мальчик. К несчастью, вот к чему это привело его. И нас. – Она переводит взгляд на маму: – И тебе не поможет то, что ты постоянно спрашиваешь, где он его нашел. Вопрос в том, что еще ты не рассказала нам.

– ФБР знает об этой записи, – говорит мама. – Сейчас они анализируют ее. Они докажут, что это подделка, потому что так оно и есть.