– Слышьте, вы! Сегодня не приемный день! Когда меня найдут, тогда и приходите!

Собаки опять смолкли и смешно завертели головами. То, что они меня не видят, понятно – я сама себя не очень-то вижу в этом полумраке, но если слышат запах и облаивают – то чего удивляться? Это собаки. Они, как и люди, бывают глупые.

Я нашарила осколок бетона и запустила в окно. Раздался звон, на меня упала пара больших осколков. Один распахал мне штанину, на джинсовой борозде сразу выступили бусины крови. Не хотела я расширять пробой в окне, не хотела царапин и рваных штанов. Я целилась в дыру… Придется еще потренироваться. Собаки недалеко попятились и примолкли. Я запустила второй кусок бетона, в этот раз очень удачно: он угодил самому большому псу в грудь, тот взвизгнул, отпрянул и с лаем стал пятиться. Остальные за ним.

– Сказала, позже приходите! – Я запустила последний камень в никуда, но его хватило, чтобы стая развернулась и драпанула прочь. Отчего-то хотелось улюлюкать им вслед, как мальчишки в старых фильмах, и я от души проулюлюкала под ошалевшими взглядами крыс, вылезших посмотреть, что происходит.

– Пищевые конкуренты, – объяснила я Большой. – Они тоже хотят меня сожрать, когда помру. Или раньше.

Я лежала на полу и тяжело дышала. Все-таки лежачий образ жизни быстро сказывается. Давно, еще мелкой, я подсмотрела у матери какой-то фильм, там пленных держали в клетках в положении лежа. Этакая крышка из решетки, вмонтированная в пол: войти можно только ползком, выйти тоже, внутри – только лежать. Я спросила, зачем это, мать сказала: «Чтобы не убежал». Даже выбравшись из такой клетки, на ноги сразу не встанешь, если ты провел там достаточно времени. Удрать сможешь только ползком, а это непросто: и не побежишь, и не убежишь… Я всего лишь пошвыряла камешки, а у меня уже отдышка. Но дело не в этом. Под разбитым окном тоже кто-то тяжело дышал. Я сперва подумала, что мне кажется, задержала дыхание – и тогда расслышала точно: снаружи кто-то был!

– Эй, кто там?

Тишина.

– Эй, меня завалило! Было бы просто здорово, если бы вы сбегали за экскаватором! Ну или за кем-нибудь еще…

Тишина.

– Ну кто там?! Если выживу – найду и убью.

Этот под окном задышал еще тяжелее, а потом заскулил. Собака! Похоже, до конца жизни мне придется разговаривать только с животными. Если скулит – значит, не опасна. Ранена, может быть? Я вроде попала только в одну…

До меня сразу дошло, на кого лаяла стая. Этот, скулящий, с самого начала был под окном. Поэтому и казалось, что смотрят все на меня – но это не так. Все-таки собаки, как люди, – бывают глупые.

– Песик-песик, – я посвистела. – Лезь сюда, покажись.

За окном послышалась возня и пыхтение. Маленькие коготки шаркнули по стене, но ничего не произошло. Господи, да сюда крыса может забраться! А эта собака… Что там за микроб вообще?

– Пе-сик! Давай, иди сюда, тут страшно и холодно и еще крысы…

Черт! Надеюсь это не карманный терьер-крысолов, а то мои, пожалуй, обидятся. Хотя все говорило в пользу того, что собачка о-очень маленькая. Еще несколько секунд я слышала шарканье когтями по стене и разочарованное поскуливание, и наконец в окне показалась косматая голова. Маленькая, как я и думала. Острый нос, кудрявая шерсть закрывает полморды. Собачка торчала между рамами и осматривала руины. Ну да, меня-то она не видит.

– Я здесь!

Собачка повернулась на голос, радостно спрыгнула на пол и сунула нос в щелку в полу. Сразу стало темно.

Крысы всего этого не видели: они сидели в ногах и наблюдали, чего это я разоралась. Но как только собачий нос заслонил свет, тут же драпанули в темноту.

– Дуры, это пуделек, он вас не съест. Наверное. Поверьте, могло быть хуже.

Пуделек танцевал вокруг дыры в полу, не вынимая любопытного носа, но пролезть целиком не пытался. А мне и не надо. Главное – на нем был ошейник.

На ощупь я достала блокнот, не знаю, как в темноте накалякала: «Я под руинами старого театра, помогите! Ленка», сложила записку полоской. Оставался пустяк: просунуть ее собаке под ошейник. Я протянула руку, и пуделек тут же отпрянул. Боится, не совсем, значит, дурак.

– Песик, не бойся, иди сюда. Ты хороший, ты меня спасешь.

Руку с запиской я держала снаружи, стараясь не шевелить ею. Он только осторожно подошел понюхать, что ему такое протягивают эти подземные жители, как я сцапала его за ошейник другой рукой и под оглушительный скулеж просунула записку и сказала:

– Все, не ори. Иди домой.

Песик попятился, отряхнулся, и я тут же выгнулась посмотреть, не вытряхнул ли он записку. Не вытряхнул. Отошел на безопасное расстояние и сел.

– Ну чего ты? Давай домой.

Пуделек потянул носом в мою сторону, тявкнул и сел на задние лапы. Выпрашивает что-нибудь вкусное (иначе зачем его позвали?).

– Наивная диванная собачка! Я бы уже дня два сидела в такой позе, если бы это могло помочь. Дуй домой, спаси меня. Хозяйка как увидит, что ты нашелся, так на радостях скормит тебе полхолодильника. Ты ведь этого хочешь?

Пуделек заинтересованно наклонил голову, покрутился и лег, свернувшись клубочком и уставившись на меня глазками-бусинками.

– Домой, идиот! – Я долбанула снизу по доске, и на голову посыпался мелкий мусор и пару камешков.

Пуделек подскочил и попятился.

– Домой!

Большая крыса выглянула из-за моей кроссовки и заинтересованно пошевелила усами.

– Этот идиот не хочет уходить, – объяснила я. – Он свободен как ветер, у него есть дом, а он уходить не хочет.

Я поискала палочку, чтобы бросить ему: многие собаки не торопятся ее возвращать, и если этот из той же породы… Палочки не нашлось, зато был маленький осколок бетона, который вполне сошел бы за мячик.

– Песик! – я высунула руку с камешком. – Смотри, что тут есть! – Пуделек вскочил на ноги и завилял хвостом. – Знаешь мячик? Хочешь играть? Лови! – Я запульнула камешек в разбитое окно. Больше всего боялась попасть в стекло – тогда мы все порежемся, а этот еще и испугается и застрянет с нами надолго. Но я попала. Камешек лихо вылетел на улицу, и пуделек, чуть посомневавшись, выскочил за ним.

– И не возвращайся! – глупо крикнула я ему вслед.

Большая вскарабкалась по моей штанине (я уже начинаю к этому привыкать) и высунула морду наружу.

– Ты куда, животное? Хочешь посмотреть, где живут тупые собаки?

Я почему-то была зла на пуделька. Он может меня спасти, но все равно бесит. Это от голода.

Большая выбралась наружу и тоже вылезла в окно.

– Скажи ему, чтобы без помощи не приходил! – крикнула я Большой. И кто здесь дурак?

Маленькая спряталась в темноте, едва я повернула голову. Опять тихо. Не знаю, что меня здесь вымораживает больше: голод, холод, неподвижность или эта тишина. Вру, конечно. Тишина так, фоновая музыка. Всех бесят композиции, под которые с ними случилось что-то плохое. Музыка рождает воспоминания, с которыми она у тебя связана. И у меня эта музыка – тишина.