упущенных возможностях (например, на мирных конференциях, которыми завершились балканские войны 1912–1913 годов) и, прежде всего, за одностороннюю протурецкую ориентацию Исполнительного комитета. Подобная критика была в большой степени умозрительной, так как Турецкому управлению Палестиной в практическом плане альтернативы просто не существовало.

Последний предвоенный конгресс в целом прошел менее бурно, чем предыдущие, но все же было множество напряженных ситуаций и конфликтов. Новые лидеры отнеслись к Вольфсону с пренебрежением. По традиции, именно он должен был председательствовать на 11-м сионистском конгрессе. Когда Исполнительный комитет предложил, чтобы было два председателя — Вольфсон и Членов, первого отклонили. В конце концов Исполнительный комитет отступил и во избежание раскола предложил председательствовать Вольфсону. Жан Фишер, лидер бельгийских сионистов, в своей пылкой речи потребовал назначить специальный политический комитет, который бы занимался дипломатической деятельностью. Он предостерег депутатов от увлечения проектами мелкомасштабной колонизации, утверждая, что это превратит движение в несионистскую Колонизаторскую Ассоциацию.

Раппин произнес длинную речь, в которой защищался от своих критиков и подчеркнул, что недостатки неизбежны при любой форме экспериментальной колонизации. Он был озабочен низкой активностью сионистов: «Весьма важно, чтобы все наши начинания были более масштабны и имели более прочную мировую опору, потому что эти начинания определят и установят возможности экспансии в будущем». Раппин, который впервые побывал в Палестине в 1907 году и переселился туда в следующем, составил детальный отчет о работе, которая была сделана под его руководством и по его инициативе. Он допускал, что ошибался, когда рассчитывал, что недавно созданные фермы дадут прибыль уже к концу первого года их образования. Оказалось слишком много непредвиденных и непродуктивных расходов. В этом было основное различие между мелкими частными проектами и крупномасштабными предприятиями национального значения. Только те, кто закоснел в чисто коммерческих соображениях, могут настаивать на немедленном получении выгоды. Получение немедленных дивидендов не может быть основным критерием. «Я могу сказать абсолютно определенно: те предприятия в Палестине, которые приносят наибольшую прибыль коммерсантам, менее всего выгодны для наших национальных интересов; и наоборот — многие предприятия, которые менее выгодны для коммерсантов, имеют высокую национальную ценность». Если превращение городских жителей в сельских работников диктовалось соображениями выгоды, то тогда осталось потребовать создания школ на доходной основе!

Необходимость обучения рабочих очевидна; разумеется, в конце года это не даст положительного сальдо в бухгалтерской книге, но кто может отрицать весьма важное национальное значение этого предприятия? К концу своей речи Раппин указал на еще один момент, оправдывающий «практический сионизм», который еще никогда не был сформулирован так ясно: «Еще долгое время наши успехи в Палестине будут зависеть целиком от успеха нашего движения в диаспоре»[127]. Все это было очень далеко от ранних мечтаний Герцля и Нордау — от идеи, что в результате волны массовой миграции возникнет еврейское государство и что это государство сможет разрешить еврейский вопрос.

Раппин не был хорошим оратором, но эта его речь оказалась сильной и убедительной и вызвала продолжительные овации. Своим происхождением Раппин отличался от других сионистских лидеров. Родился он в Восточной Германии и, вопреки тяжелым условиям жизни, всего добился сам. Через много лет он трогательно описал в автобиографии годы своего отрочества, проведенные в крайней нужде[128]. В пятнадцатилетием возрасте ему пришлось прервать занятия в высшей школе. Он был отдан на обучение в фирму по торговле зерном. Раппин твердо решил, что будет зарабатывать достаточно денег, чтобы продолжить образование и в течение нескольких лет достичь более высокого социального положения. Имея университетские ученые степени в экономике, философии и праве — и, между прочим, получив главную награду за исследования в области генетики, — Раппин все же выбрал профессию юриста. Позже он заинтересовался социологией и демографией еврейского народа — областями, очень мало изученными к тому времени. Результатом его исследований стало множество научных работ, которые считались образцовыми на протяжении многих лет. Этого человека — неисправимого мечтателя, непрактичного интеллектуала — в возрасте тридцати одного года Исполнительный комитет выбрал в качестве своего представителя в Палестине. Это было в некотором отношении неожиданно: ведь ко времени своего назначения Раппин даже не был членом комитета. Но вряд ли можно было сделать лучший выбор. Более трех десятилетий Раппин во всех своих действиях проявлял удивительную предусмотрительность, инициативность и человеколюбие. Он никогда не находился в центре внимания, но сделал для еврейских поселений в Палестине больше, чем кто бы то ни было.

На конгрессе, в котором впервые участвовал Раппин, обсуждались также и культурные проблемы. Вейцман сообщил о подготовке к учреждению Еврейского университета в Иерусалиме, осуществляемому по резолюции, которая была принята еще при Герцле на 5-м конгрессе. Для некоторых сионистов это было делом первостепенной важности. На первой конференции русских сионистов Ахад Гаам заявлял, что один университет важнее, чем сотня поселений. В 1913 году на горе Скопус был приобретен участок земли, в Иерусалиме открылась национальная библиотека, и теперь было внесено предложение учредить специальную комиссию для осуществления этого проекта. Это возбудило большой энтузиазм: Бялик говорил о новых перспективах культурного возрождения. После бурь, сотрясавших прежние конгрессы, этот прошел относительно спокойно и неторопливо. Делегаты предвкушали годы спокойной, мирной, конструктивной работы в Палестине. «Встретимся на следующем конгрессе», — сказал Вольфсон в своей заключительной речи. Но следующим летом разразилась война, и лидеры мирового сионизма не смогли увидеться друг с другом в течение восьми лет. А когда они опять встретились, хартия, надежду на которую они уже потеряли, стала свершившимся фактом. Вольфсон не дожил до этого дня, а следующий президент сионистского движения умер в сентябре 1914 года, вскоре после начала войны.

«Что можно сделать в Палестине?» — спросил д-р Раппин после своего первого визита и сам же ответил на свой вопрос: «Мы должны ликвидировать систему Халукки, которая до сих пор обеспечивает большинство евреев основной частью их доходов. Зарабатывать надо трудом»[129]. Вторая большая волна иммиграции началась в год, когда умер Герцль. Между 1905 и 1914 годами десятки тысяч новых переселенцев прибыли в Палестину. В период между венским конгрессом и началом войны насчитывалось уже шесть тысяч иммигрантов. В результате существенно изменилась социальная стуктура еврейского населения Палестины и был дан новый импульс экономическому и политическому развитию. Лишь в 1908 году, с учреждением Палестинского управления в Яффе под руководством д-ра Раппина, сионистское движение стало проводить систематическую колонизационную политику. До тех пор земельные участки приобретались Еврейским Национальным Фондом от случая к случаю (в районах Тиверии, Лидды, вдоль железнодорожного пути Иерусалим—Яффа). В целом, сионизм был скорее занят критикой прежних методов организации поселений, чем указанием конструктивной альтернативы.

Средства, находящиеся в распоряжении Еврейского Национального фонда, были