В тот день они обошли весь остров. К сожалению, он оказался очень маленьким, похожим по форме на плод манго. Диана не смогла найти на нем ни одного опознавательного знака.

— Хотите еще плодов хлебного дерева?

— Спасибо, я сыт.

— Вы знаете, что хлебное дерево завез сюда Флетчер Кристиан с Гавайских островов?

— А это кто такой?

— Человек, известный тем, что поднял мятеж против очень злого капитана по имени Блай. Судя по тем историям, которые я слышала, этот капитан заслуживал того, чтобы его заставили пройти по планке. Но во время мятежа на «Баунти» он уцелел и снова вышел в море. Возможно, он все еще жив и плавает на своем корабле, я не знаю.

— А что это значит — пройти по планке?

— Это очень жестокое наказание, которое придумали пираты. Они раздевали человека догола, надрезали ему кожу, чтобы пошла кровь, и заставляли пройти по борту и прыгнуть в море, где его уже ждали акулы. Вот и все.

— И вы называете эти места цивилизованными?

— Это было давным-давно, Лайонел.

— Знаете, Диана, даже учитывая ваши способности в мгновение ока добывать огонь, нам все равно потребуется много времени, чтобы разжечь костер, который смогут увидеть с проходящих мимо кораблей. Более того, единственное подходящее для этого место — маленький холмик на северной стороне острова. Думаю, заметить такой костер смогут только те, кто будет нас искать.

— Я знаю. Нам нужно надеяться, что Рафаэл приплывет за нами.

— Приплывет, если сможет. — Он усмехнулся в свете костра. — А если нет, мы вместе состаримся на собственном острове.

Диана ничего не ответила, лишь села и стала смотреть на белые гребни прибрежных волн. Эта была прекрасная, свежая, но обычная для Вест-Индии ночь.

— Хорошо, что в это время года не бывает ураганов.

— Спасибо, что успокоили, — сухо заметил Лайонел.

—Тогда, наверное, мы не сможем дожить до преклонных лет.

— Может быть и так. Посмотрите на звезды, Лайонел. Вы когда-нибудь видели такие в Англии?

— Они сверкают, как бриллианты, и кажутся такими близкими, что можно протянуть руку и ласкать их.

— Наверное, можно и так выразительно.

— Я же похотливое животное. Как еще я мог сказать об этом?

— Перестаньте, Лайонел.

— Почему?

— Хорошо, я скажу вам. Я солгала. Вот и все.

— Диана, эта ерунда начинает мне надоедать. Спрашиваю еще раз: когда именно вы солгали?

— Я лгала, когда говорила, что хочу… сбиться с пути. Я не хочу быть шлюхой, я не хочу, чтобы мужчины прикасались ко мне… никогда. Я хочу остаться такой, как есть, — полудевственницей. Я бы хотела быть настоящей девственницей, но что сделано, то сделано.

Лайонел смотрел на нее во все глаза. Он сразу же поверил ей и почувствовал себя круглым дураком. Если бы тогда ему не хотелось поверить, что она такая же, как Шарлотта, он сразу распознал бы обман. Тень от имбирного дерева скрывала от него лицо девушки, а ему хотелось видеть ее выразительные глаза.

— Так все это была чепуха?! Представление, целью которого было оттолкнуть меня? Разозлить меня так, чтобы я не мог даже прикоснуться к вам?

— Да. Это сработало ненадолго, пока ваша злость не нашла другого выхода. — Она подняла глаза и открыто посмотрела в лицо молодого человека. — Я не хочу, чтобы меня к чему-то принуждали, Лайонел. Ни один человек. Я хочу остаться самой собой.

— Это невозможно. Уже невозможно.

От его уверенных слов у Дианы перехватило дыхание. Она пыталась показать презрение, но сумела выдавить лишь слабую усмешку.

— И такое поведение достойно английского джентльмена? Принуждать женщину? А я думала, что вы, английские графы, ведете себя так только с беззащитными и зависимыми женщинами. Например, с горничными, крестьянками…

— Перестаньте говорить глупости, Диана! Я никогда не пользовался своим положением, чтобы получить женщину, которая от меня зависит.

— А меня вы пытались взять силой. Разве этому может быть оправдание?

Лайонел пожал плечами и постарался подавить укол совести.

— У меня нет никаких оправданий. Нет, скорее есть одно. Пожалуйста, оставьте вашу дурацкую женскую логику и послушайте меня. Мы с вами, моя дорогая девочка, остались вдвоем на этом острове. Когда нас спасут, мы встретимся с вашим отцом. У вас нет выбора, вы должны смириться с тем, что я стану вашим мужем. Поймите, у вас нет выбора… — Он замолчал, затем воскликнул: — Меня кто-то укусил!

— Наверное, москит. Вообще-то их должно быть больше, но нам повезло. На некоторых островах их множество. Я могу приготовить снадобье из глины и дикого базилика, если они станут нас донимать.

— И еще кое-что, дорогая моя, — проговорил Лайонел, почесывая спину. — Когда… или если нас спасут… я сомневаюсь, что к тому времени от нашей одежды что-нибудь останется. Мои панталоны уже пришли в негодность. А вам лучше вообще снять платье и ходить в рубашке, иначе через три дня у вас не будет платья. Вы хотите предстать перед спасителями совершенно обнаженной?

На платье уже появились дырки, два шва разошлись. Он был прав.

— А у вас нет рубашки, — сказала Диана.

— Верно, — усмехнулся он, и девушка увидела, как при тусклом свете костра блеснули его белые зубы. — Но, думаю, вам нужно привыкать к моему телу. Может, это сделает вас более разумной.

— Мужчины, кажется, начисто лишены скромности. Почему это так?

— Наверное, потому, что в нас заложено природой желание обнажать себя. Ну, как бы там ни было, скромности мы лишены. Кроме того, я хотел бы загореть весь, целиком.

— Лайонел, вы мне не нравитесь.

— Как согревают мое сердце ваши ласковые слова! Наверное, мне пора спать. Если замерзнете, можете придвинуться ко мне, чтобы согреться. Я сдержу на этот раз свою похоть.

— Спасибо.

— Боже, как жаль, что у нас нет бренди! Это единственное, чего мне не хватает.

Диана хихикнула.

— Знаете, мы здесь делаем вино из сахарных яблок. На Рождество.

— Знаю, знаю. Вы видели, как его делают, но сами не умеете. Верно?

— Простите…

— И еще мне хотелось бы почистить зубы.

— Гм… Знаете, на нашем острове, наверное, найдется белый корень. Можно выкопать его и потереть им зубы. Если потом прополоскать водой, то получится очень хорошо. Завтра поищем.

Наш остров… При этих словах Лайонел слегка улыбнулся.

Самые надежные браки — те, что начинались с некоторой антипатии.

Ричард Шеридан