Все верно, из монастыря сейчас не выйти.

Меж тем калмыки чувствовали себя, как в родной степи. Они приволокли откуда-то баранов, зарезали их и, ободрав шкуры, стали жарить их над кострами целиком, целыми тушами. Запах баранины ветром доносило к монастырю. Большинство монахов не ели перед боем и теперь исходили слюной.

— Не повезло селянам, — заметил Василий, не отрывая глаз от жарившихся баранов. — Кто-то скот пас, не успел угнать домой или в укромную балку. Теперь все сожрут и костьми не подавятся. Тьфу!

Один из калмыков неосторожно, шагов на двести подошел к монастырю. Тут же монах Евстафий вскинул лук, щелкнула тетива. Все сразу повернули головы к калмыку. Попал! Стрела вонзилась степняку между лопаток, и он упал. Вражина!

Монахи радостно завопили. Но и степняки стали держаться осторожнее. Их разъезды постоянно объезжали монастырь, следя за тем, как бы кто-нибудь не выбрался из него, только держались метрах в трехстах — чуть дальше полета стрелы.

На стене засуетилось несколько монахов. Потом все дружно разбежались, и только один остался, нагнувшись. Никита со своего места не видел, что он там делает. А монах поджигал раскаленным на огне железным прутом порох на полке.

Грянул пушечный выстрел, облаком дыма затянуло монаха и пушчонку. На этот раз канонир стрелял ядром, да так метко! Ядро угодило в калмыков, сидевших у костра и поджидавших, когда поджарится мясо.

— Не воруй чужого! — погрозил со стены Василий. — Накажем!

Чугунное ядро убило нескольких человек, а других покалечило. Уж очень плотно сидели, не вытерпел пушкарь.

Монахи точное попадание отметили взрывом воплей, показывая степнякам неприличные жесты. Но те к кривляньям и крикам относились равнодушно.

Оставив дозорных, братия отправилась на полуденную молитву и обед.

До самой ночи ничего не происходило, и монахи уверовали было, что степняки, видя перед собой неприступную твердыню, отступятся. Но далеко за полночь загудел колокол, закричали дозорные, призывая к оружию.

Своровав где-то лестницы, калмыки под покровом ночи отважились на штурм. Они выбрали самое низкое место у стены, приставили лестницы и полезли.

Добрый десяток насельников и Никита в том числе помчались по стене к месту штурма. На самой стене уже шел бой. Видно было плохо: монахи в черных подрясниках, и на степняках темные одежды. Луна спряталась за облака, и попробуй разбери, где свой, где чужой.

И тут Никита совершил ошибку, чуть не ставшую для него роковой. Он закрыл глаза, чтобы побыстрее адаптироваться к темноте, и тут же над ухом раздался удар и скрежет железа.

— Никита, ты что же стоишь соляным столбом? — раздался крик Василия.

Никита открыл глаза. Прямо перед ним, у самых ног корчился в агонии степняк. Оказывается, на Никиту кинулся калмык, и если бы не опытный в боях Василий, лежать бы сейчас Никите на камнях стены. Да, действовать надо быстро и осмотрительно.

Между зубцами стены показалась голова. Никита ткнул в нее сулицей. Сильно ткнул — степняк рухнул вниз.

— Вот, так правильно. Встань справа, а я слева — так сподручней будет.

Следующего врага зарубил саблей Василий. Рядом с ними, буквально в пяти метрах на переход уже взобрался степняк. Никита развернулся и, пока тот не осмотрелся, побежал к переходу и с разгона насадил степняка на копьецо. Тот с воплем рухнул. Никита попытался вытащить свою сулицу, но наконечник, видно, застрял в кости. Никита уже ногой в калмыка уперся, однако наконечник не поддавался.

Случайно подняв голову, Никита увидел, что над стеной возникла голова другого калмыка. Выхватив саблю из ножен убитого, лекарь ударил ею сверху по голове, но только искры высек. Оказывается, на голове калмыка был надет железный шлем. Движением на себя Никита резанул степняка по шее — там, где сбоку проходит сонная артерия. На лицо ему тут же брызнули теплые тяжелые капли, зато степняк полетел с лестницы вниз.

Тут же он услышал, как слева закричал Василий:

— Никита, помогай!

Не медля ни секунды, он бросился к Василию. Двое в чужих одеждах атаковали монаха на переходе — только сабли в темноте посверкивали.

С размаха Никита ударил степняка саблей по шее, и голова того слетела. Второго зарубил сам Василий.

Однако из-за стены карабкался новый враг. Оба, не сговариваясь, ударили его острыми концами сабель в лицо. Калмык заорал и упал с лестницы, сбивая по дороге своих товарищей.

Бой как-то сразу стих, причем на всех участках.

— Ты цел? — спросил Василий.

— Вроде, — Никита оглядел и ощупал себя. — Нигде ничего не болит.

— Это в горячке иногда бывает. Потом отпустит — узнаешь. А копье твое где?

— Из тела степняка вытащить не могу.

— Пойдем подсоблю. Оружие бросать нельзя. Без него — никак, да и денег стоит.

Вдвоем они раскачали сулицу за древко и вытащили ее из убитого.

— Вась, она в крови вся.

— О его одежду вытри, а то руки скользить будут. Ремень с ножнами сними с него и саблю трофейную туда сунь. Все монастырю прибыток.

По помосту прошел ключарь.

— Все целы? Помощь нужна?

— Пока целы. Сами обойдемся.

— У воротной башни двух послушников зарубили. Жалко, молодые совсем ребята. Держите факел.

— Зачем?

— Если снова полезут — зажгите и за стену бросьте. Так вам хоть немного басурман видно будет, а сами в темноте останетесь.

Ключарь, оставив один факел Василию, пошел дальше и запнулся о тело убитого.

— Василий, подь сюда — помоги.

Вдвоем они сбросили убитого за стену.

— Не дело ему тут валяться. Если быстро перебежать придется, мешать будет. Сами могли сообразить.

Никита удивился, как все просто. Выкинули труп за стену — и все дела. А и в самом деле, чего с врагом церемониться? Глумиться над павшими — грех, а со стены скинуть — благое дело. Не смердеть же трупу на стене. Тем более не исключено, что калмык больной был — той же холерой. В жарком климате эпидемии этого заболевания часто бывают. Холод же, как на русских северах, бактериям размножаться не позволяет. К тому же калмык — всадник, потому и блохи не исключены, и вши, разносчики сыпного и брюшного тифа. В общем, многие знания — многие печали, или, если попроще, — меньше знаешь — крепче спишь.

Поскольку калмыки притихли, Никита с внутренней стороны стены обошел периметр — он был не так и велик. Обходя, спрашивал — не ранен ли кто, не нужна ли помощь?

Убитых было всего двое — ключарь сказал уже. И легкораненых тоже двое. Никита раны мхом сушеным присыпал, перебинтовал. Правда, при свете факела не очень ладно вышло, но все лучше, чем с открытой, хоть и неглубокой раной. А в Астраханской низине воздух летом влажный, раны могут долго не заживать и гноиться.