Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С решением он не торопился, прикидывал, взвешивал. Ведь был еще вариант: просто уехать из Москвы в другой город — тот же Владимир или Нижний Новгород, Псков — да мало ли городов на Руси? Но почему-то не выходил из головы именно монастырь. И, как специально, народ шел в лекарню, как лосось на нерест в речку — просто валом. Работы много, пообедать некогда. Забылся во сне — и снова за работу, без выходных. Наверное, отрешиться от мыслей хотел.
Деньги так и сыпались в калиту, только радости они не приносили. Когда Любава жива была — и деньги позарез нужны были, только их не хватало. Теперь ее нет, денег же полно. А куда и на кого их тратить? Ночью он спит, днем на работе, ест у князя, на торг не ходит. Только и расходов, что на жалованье персоналу, на травы да на дрова для печей.
Но, видимо, от судьбы не убежишь. В один из дней к лекарне подкатил возок, из которого выбрался священник, и, видимо, — не из простых. Клобук на голове шелком обтянут, на шее — золотой крест изрядных размеров, инок или простой насельник под руку его поддерживает.
Священник в коридоре очередь занял, не желая лезть наперед. Однако же пациенты, уважая сан, пропустили его вперед.
Священник вошел, повернулся сначала к иконам в красном углу, осенил себя крестным знамением, поклон ликам Христа и Богородицы отбил. Потом к Никите повернулся:
— Ты ли лекарь Никита будешь?
— Он самый. Садись, святой отец. Что привело тебя ко мне?
— Да что и всех — болезни. Наслышан я о тебе давно от мирян, теперь вот сам приехал. Замучили меня ноги! Службу иной раз с трудом до конца доведу.
— А где служишь?
— В храме Успенья Пресвятой Богородицы в Печатниках. Иосиф я.
Никита припомнил — проходил он как-то мимо. Храм в самом центре города располагался, на Никольской улице, в Китай-городе. Рядом — пушкарская слобода, хоромы князей Вяземских — Петра и Бориса, князя Гаврилы Островского. Понятно теперь, почему священник таким лощеным выглядит, бородка маслом лампадным умащена, расчесана.
— Ну вот и познакомились. Показывай ноги, батюшка, будем смотреть твою болячку.
С первого же взгляда Никите стало понятно — у священника подагра. Суставы больших пальцев ног деформированы, красные.
— Свинину ешь ли?
— Грешен.
— Нельзя тебе свинину, батюшка. И ноги парь в солевом растворе. Ложку соли на две кружки горячей воды, в шайку наливай и держи в ней ноги с полчаса.
— Так мясо совсем нельзя?
— Почему? Свинину нельзя, забудь о ней до конца жизни. А курятину, говядину — не возбраняю.
— И все?
— Пока да. Жду тебя через месяц. В свою очередь, вопрос у меня. Хочу в монастырь уйти.
— Ты же молод, ремесло у тебя чудное, людям страдания тяжелые облегчаешь. Зачем от мира уходить?
— Жена и теща от моровой язвы умерли, пока я в смоленском походе был.
— Слышал я, как ты государя спас. Господь тебя талантом наградил, чтобы через твои руки пользу людям приносить. Думаю — сгоряча ты, от отчаяния. Боль утраты и обида в тебе говорят, а не желание Господу жизнь посвятить.
— Истинно говоришь.
— В Москве от моровой язвы много народу померло, иные улицы совсем обезлюдели. Так что, всем уцелевшим — в монастырь? В Чудовом монастыре из ста восьмидесяти двух монахов шестнадцать в живых осталось, а в Вознесенском женском из девяноста монахинь — только тридцать восемь. Не миновала сия участь и клир. В монастырь идут, когда есть настоятельная потребность служению Богу отдать себя целиком. А ты не служить хочешь, а от мира укрыться.
— Наверное, так. — Никита был удивлен тем, как быстро смог разобраться в его душе доселе незнакомый ему человек. — И что ты мне посоветуешь?
— Время лечит. Приходи ко мне в храм, поговорим, молитвы почитаем. Глядишь — душа и успокоится.
Священник поднялся, поблагодарил Никиту, перекрестил его тремя перстами и, тяжко ступая, вышел.
Несколько дней Никита размышлял над услышанным. Вспоминал каждое слово Иосифа, прикидывал — прав ли он? И через неделю, окончив прием, сразу направился в храм, благо — идти было не очень далеко.
Долго беседовали они в небольшой комнате за алтарем. Никита ушел успокоенным, а через неделю снова пошел в храм. И как-то эти беседы вскоре вошли у него в привычку, раз в неделю он обязательно наведывался к Иосифу.
Беседы приносили обоюдную пользу, священник узнавал много нового, даже заимствовал кое-то. И уже весной Иосиф спросил:
— Успокоилась ли твоя душа, Никита?
— Вроде бы, но все равно иногда мысли о монастыре посещают.
Иосиф хмыкнул:
— Вот что, Никита, человечий сын. Есть у меня дальний родственник, настоятель Свято-Преображенского монастыря, что в Астрахани. Монастырь небольшой, шестьдесят иноков всего. Коли не передумал — напишу я настоятелю Михаилу письмо. Езжай, побудь послушником. Лето на носу, путешествовать сподручно будет. Постриг принять никто тебя принуждать не будет. Наложат послушание, будешь жить монашеской жизнью. Понравится, поймешь, что твое это, — пострижешься. А нет — вернешься назад. Лекарню за собой оставь. Разрушать налаженное легко и просто, восстановить иногда невозможно. А так — будет, к чему вернуться.
Никита горячо поблагодарил Иосифа — для лекаря это был шанс испытать себя.
Иосиф улыбнулся:
— Не благодари: тяжела монашеская жизнь, не все ее выдержать могут. Не на пирушку приглашаю. Поедешь?
— Поеду, — Никита не колебался.
Священник сел за стол, написал письмо и приложил к нему для достоверности свою печатку.
— Я смотрю — на пальце у тебя перстень знакомый.
— Царский подарок.
— Оставь его лучше здесь. Не ровен час — встретятся лихие люди, вместе с рукой отрубят. Вручи это письмо Михаилу, а на словах привет передавай да наилучшие пожелания. Ступай с Богом!
Никита поклонился и вышел.
Сборы были недолгими. Он оставил Ивану денег в лекарне, с собой взял часть инструментов, собрал узелок с вещами. Вняв совету священника, снял с пальца перстень. Самым тяжелым получился разговор с Елагиным:
— Надолго собрался?
— До осени.
— А ну как царь в новый поход соберется?
— Ходил же он раньше без меня? Да и спокойно все на границах.
Елагин нахмурился, но Никита — не холоп, приказать нельзя.
Они обнялись на прощание.
С утра Никита, прихватив кофр с инструментами и узелок, отправился на торговый причал Москвы-реки. Там он нашел судно, идущее в Астрахань. За алтын купец, владелец судна, согласился довезти его с полным коштом.
Корабль отходил уже в полдень, погрузку заканчивали.