– Графин дай.

– Что?

– Графин…

Латыпов набрал в стакан воды, выпил. Шумно выдохнул, как после водки.

– Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Куда мы катимся?..

…

– Возбудилась генеральная прокуратура – сам понимаешь, дипломатический работник. Оперсопровождение повесили на нас. Ты это дело знаешь? Ну, вот и принимай его. Я генералу сам доложусь.

– И запомни: инициатива имеет своего инициатора.

– Кацман – должен был встретиться с нашим человеком на станции электрички. И передать ему совершенно секретный план украинской военной разведки по дестабилизации обстановки в нашей стране.

У Вора – голова пошла кругом.

– То есть… Кацман был наш агент?

– Не агент, а источник. Нет, он не был нашим агентом. Он был честным человеком. Для которого русско-украинская дружба – не пустой звук.

Воробьев достал платок и вытер лоб.

– В прошлом и этом году – в Ростове на Дону произошли похожие убийства.

– Знаем. Это дело рук украинской военной разведки. Точнее – определенных кругов в украинской военной разведке. Которые считают, что для выживания Украины Россию надо постоянно держать в состоянии конфликта с Кавказом.

– П… ц.

– Нецензурно, но верно.

* * *

Оперативное сопровождение…

На бумаге все просто – твое дело телячье, обделался и стой. На самом же деле… есть два органа и две стороны: следствие в лице генпрокуратуры и розыск в лице… его самого, получается. Следак – его только так называют, следователь, на самом деле, он никуда не следует – бумаги пишет. Его можно было бы назвать письмоводителем, как в старые добрые времена, это точнее отражало бы суть. Когда у следователя проблемы, он берет бумагу и пишет «прошу оперативным путем установить…» – и ответственность за нераскрытое преступление тоже с этого момента ложится на оперов…

Зная, что у высотки Генпрокуратуры негде припарковаться – Вор поехал на метро. На входе – возводили кирпичную стенку, за ней стоял автоматчик – сейчас все опять боялись чеченских терактов…

Лифт, конечно же не работал, до нужного этажа – Вор поднялся пешком. Несмотря на внешнюю внушительность – внутри здание Генеральной было убогим и темным. Низкие потолки, наверху какие-то панели из ДСП что ли… по позднесоветской моде, одинаковые двери, обитые дерматином. Кабинеты – клетушки. Вор остановился около одной из них, на которой было написано: старший следователь по особо важным делам Брагар А.В.

Но постучать не успел. Дверь открылась…

* * *

Брагар А.В. А.В. – это Алена Владимировна.

Которую капитан сильно хотел забыть – и все-таки забыл. Но судя по тому, что он сейчас чувствовал – не до конца.

– Я слышала, ты в Ичкерии был?

– Да какая там Ичкерия. В Ростове отсиделся, в штабе опергруппы…

Вор отхлебнул горячего чая из старой, с аккуратно подклеенной ручкой чашки. Как то некстати, мелькнула мысль – а ведь это та самая чашка. Подарочная…

Нет, хватит. Довольно. Она тогда была права, мент – не создан для семьи. Мент есть мент. Удел мента – одиночество.

В голову лезли и другие, намного менее приятные воспоминания: горы, горный серпантин, утренний туман, колонна из УАЗиков, очереди трассерами и истерические крики: слева! Они слева! Слева!

Слева…

– Ален… – я к тебе по делу.

Она невесело усмехнулась.

– Так тут все – по делу.

– По какому?

– Убийство Кацмана…

– Ах. Это…

Вор понял, что что-то неладно.

– Опоздал ты, милый мой… Как всегда, впрочем.

– Ты о чем?

– Раскрыто дело?

– То есть? – не понял он.

– Территориалы раскрыли. Группа малолеток, на почве национальной ненависти.

– Какой национальной ненависти? – не въехал Вор – к хохлам что ли?

– К евреям. Подозреваемый… – Алена взяла папку, не листая, раскрыла на нужном месте – Оконников Максим Иванович, девятнадцать лет, кличка «вратарь». Участник неонацистской группировки скинхедов.

– Бред какой-то…

– Почему?

– Кацман… Ален, я не могу всего говорить. Где он?

– Кацман?

– Нет. Оконников.

– В Бутырке.

– Мне нужно с ним поговорить.

– Зачем?

– Ален, нужно…

Женщина, когда-то красивая, а теперь ощутимо состарившаяся на совсем неженской работе – вздохнула, достала бланк и начала писать…

* * *

В Бутырке – Вор был не первый раз и даже не десятый – как бы не сотый. Самая известная тюрьма Москвы и одна из самых известных в России.

Его вспомнили. Лишних кабинетов не было, все были забиты, то следователями, то адвокатами с клиентами – но так как Юру Вора здесь уважали как правильного мента – администрация выделила под работу с задержанным один из кабинетов, принадлежащих оперчасти…

Завели Оконникова. Тот оказался примерно таким, каким его Вор и ожидал увидеть – молодой, литые плечи, наглый. Голова – почти голая, ходит бритым. Он был одет в спортивный костюм.

– Пристегивать? – поинтересовался конвоир.

– Не надо – сказал Вор.

– Мы за дверью, если что…

Дверь закрылась. Скинхед – с интересом смотрел на мента.

– Ты кто?

…

– Наседкой[102] не буду, сразу говорю…

– Да ты садись, Макс…

Оконников искал способ, как показать свою независимость, но так как стоять было глупо – он с независимым видом сел на стул.

– Ты здесь кум[103] или адвокат мой?

Вор – достал удостоверение.

– Ознакомься.

– МУР…

– Он самый. А ты у нас, получается, скинхед?

– Патриот – лениво бросил парень.

– Патриот, даже. Тогда вот с этим ещё ознакомься.

Вор достал из бумажника карточку – и бросил ее парню. На ней был изображен он, с автоматом, на фоне гор. Оконников лениво ознакомился.

– И чо?

– Через плечо. Будешь так отвечать – в бараний рог скручу. В армии служил?

– Нет.

– Значит, не патриот. Патриоты в армии служат, а не в переулках – кулаками машут.