Экхард встал на ноги, потянулся, яростно зевнул. Зевай не зевай, а сон не идет. Ну, хоть с командующим определился.

Теперь оставалось одно проверенное средство от бессонницы… Вернее, средства было два. Давних, надежных и многажды испытанных. Вино и женщины. А лучше все сразу. И много.

Но вина по такой жаре да после пива что-то не хотелось. А вот в покои Бейоны прогуляться стоит. И не просто прогуляться, а задержаться до утра.

При одной только мысли о Бейоне — черноволосой смуглой красавице у короля побежали мурашки по пояснице. Как он сразу не сообразил, минуя собственную опочивальню, отправиться к ней? Ах да! Она же сказалась больной сегодня вечером. Утомилась от шумного пира и дурацких, как она сама выразилась, бардовских песен. Ничего, сейчас полечим. Как говорил покойный король Экварр, живот на живот, и все заживет. «Да, проказник батюшка был», — покачал головой Экхард. Себя он проказником, разумеется, не считал.

Выйдя в коридор, монарх выдернул из связки просмоленный факел, разжег от торчащего в стене. Коридоры замка он знал как свои пять пальцев, но не пристало королю пробираться впотьмах, словно поваренку, решившему навестить кухарку.

Бейона вошла в его жизнь с начала травника, явившись получить невыплаченное жалованье погибшего капитана Эвана. Случайно повстречав ее во дворе замка, Экхард понял, что никакая другая королева ему не нужна. Всяческие слухи, носящиеся по городу и прилежно собираемые Тарлеком, его мало интересовали. Плевать, что она является хозяйкой заведения, где целый день те из горожан, кто мог себе это позволить, вычищали друг другу карманы в кости, а вечером любой мог подняться с приглянувшейся ему девкой из числа многочисленной прислуги — а прислуги ли? — наверх в маленькую комнату. Все удовольствие стоило четверть серебряного империала или два местных «оленька» — цена немалая. Да вина выпивали за сутки столько, что Экхард подумывал уже ввести монополию короны на такие дома. Кстати, свое прибыльное дело Бейона не оставила, даже перебравшись во дворец. Поручила управляющему почестнее да посообразительнее.

Сама она была с юга. Из Пригорья, как и Эван. В Фан-Белл они приехали вместе и не скрывали близких отношений. Как-то раз Экхард спросил ее, почему им обоим не сиделось на родине. С ее-то красотой да деловой ухваткой и его умением сражаться. Бейона отшутилась двусмысленно. Дескать, жарковато на юге. А и правда, пригоряне всегда воюют. Может, и такому бойцу, как Эван, хвост припалили невзначай?

В коридорах замка царила мертвая тишина. Так и должно быть ночью, во время, отведенное Пастырем Оленей для сна и отдыха. Охрану внутренних покоев обитатели королевской резиденции не признавали. От кого охранять, когда все свои? Караул конных егерей дежурил, правда, возле кухни и людской, но то был не караул, награда, по словам Брицелла, отличившимся бойцам. Еще бы, такое место: с одной стороны харч, а с другой — поварихи. Поэтому, случись что, на них рассчитывать не приходилось. Зато снаружи обиталище правителя Ард'э'Клуэна охранялось куда как тщательно. Дозоры с факелами, несколько сторожевых собак — лиса не проскочит.

Вот и покои Бейоны. Экхард толкнул незапертую дверь. Полный сладостного предвкушения, шагнул через порог и замер как громом пораженный.

Трепещущее пламя факела высветило небольшую, богато убранную комнату, роскошную кровать, а на ней… Два блестящих от пота, слившихся в порыве страсти тела. Мужское и женское. Рассыпавшиеся по покрывалу длинные волосы цвета воронова крыла места для сомнений не оставляли.

Мгновение-другое король стоял опешив, веря и не веря увиденному. Закушенная губа Бейоны, пальцы, вцепившиеся в изголовье, и смуглые ноги, обхватившие поясницу ритмично раскачивающегося мужского тела. Мускулистые руки и светлые усы, так похожие на его собственные. А потом кровь ударила в лысеющую голову монарха. Взревев, как раненый медведь, он запустил факелом прямо в сплетение тел. Двух самых близких, как он верил до сих пор, людей. Его сына и его любовницы.

— Убью!!!

Горящая смола врезалась Хардвару в бок, вызвав громкий крик боли. Отскочив, мазанула женщину вдоль бедра.

— Сука!!! И ты, мразь! Обоих убью!!! — Пальцы короля сжимались и разжимались, взгляд блуждал по комнате в поисках любого предмета, способного послужить оружием.

Бейона гибким движением отодвинулась подальше от занимающейся огнем простыни, без тени страха, скорее с любопытством, взглянула на готовых сцепиться из-за нее самцов.

Принц кубарем скатился на пол по ту сторону кровати. Вскочил, с шипением прижимая ладонью обожженные ребра. Как был нагишом, шагнул навстречу отцу. Каким-то уголком сознания, чудом сохранявшим спокойствие и рассудительность, Экхард позавидовал мужскому достоинству сына. При других обстоятельствах он бы даже гордился этим. Но не сейчас!

На глаза разъяренному монарху на свою беду попался инкрустированный столик. Глиняный кувшин полетел на пол, разлетаясь кучей мелких черепков. Двум посеребренным кубкам повезло больше — звеня и подпрыгивая, обгоняя друг друга, поскакали они в темный угол.

— Ваше величество… — Слабая попытка наследника урезонить короля только еще больше взъярила его.

— Кобель похотливый! Своими руками оскоплю!..

Несчастный предмет меблировки в щепы разлетелся о каминную полку. Ударилась об пол и раскололась шкатулка с драгоценностями. Но и граненая ножка в руках Экхарда продолжала оставаться оружием.

Хардвар, спасая свою жизнь, метался по комнате, уворачиваясь от ударов отеческой руки. И лишь когда оказался загнанным в угол, прыгнул вперед, норовя выбить деревяшку из пальцев короля. Острая щепка пребольно рванула за ухо, но он уже врезался в пропитанную потом, облитую пивом рубаху, боднул отца головой в подбородок и опрокинул навзничь.

— Неси чем вязать, — кинул он через плечо невозмутимой Бейоне, которая в это время сталкивала ногами факел и горящую простыню на каменный пол.

Экхард бросил ножку стола, попытался вцепиться сыну в горло, но неожиданно захрипел, выпучив глаза на стремительно наливающемся кровью лице.

Проходит ли перед глазами умирающего вся жизнь? Вот вопрос вопросов. Сказители и песенники утверждают — да, проходит. И некому рассказать правду, опровергнуть наглых лгунишек.

Экхард не увидел всю свою жизнь. Только лицо собственного отца, перекошенное гримасой ненависти, со всклокоченным венчиком седых волос, с которых он только что сорвал вожделенную корону. И слова Экхарда, казавшиеся прочно забытыми, а поди ты, всплыли: «Сдохнешь, как я…»

Король дернулся, судорожно выпрямил ноги и затих.

— Ваше величество?! — Принц опасливо — не ловушка ли — разжал объятия. — Ваше величество!!

— Тише, не ори. — Гораздо быстрее сообразившая, что к чему, женщина соскользнула с кровати, легким танцующим шагом приблизилась к телу. — Не дышит.

Приложила ухо к остро воняющей потом королевской груди: