Все заключённые мгновенно бросали поклажу и без сил валились на землю. Хорошо, что её покрывала жёлтая хвоя, которая осыпалась с сосен. Благодаря этому новая форма не пачкалась.

По прошествии времени, отведённого на короткий привал, ефрейтор приказывал:

— Встать! — Пленные поднимались на ноги и занимали прежнее место. Ленц строго командовал: — Два шага вперёд! Ведущий, перейти в хвост колонны! Взять чемоданы! Шагом марш!

Ближе к обеду, караван заключённых, наконец, вышел из леса и оказался перед маленькой станцией железной дороги. Возле здания небольшого вокзала вальяжно прохаживался немецкий патруль. Он состоял из офицера и двух солдат с автоматами. У всех на груди висели блестящие железные бляхи с фашистским орлом.

Ленц поспешил к лейтенанту, предъявил документы и чём-то ему доложил. Жандарм просмотрели все бумаги, и с интересом глянул на пленных. Стоявшие рядом с ними, поляки удивительно чётко отсалютовали представителю власти.

Ефрейтор оставил шестерых заключённых под вооруженной охраной и поспешил к маленькой кассе. Через пять-шесть минут ефрейтор вернулся с пачкой билетов.

Всё это время, патруль находился поблизости и не отходил ни на шаг. Военные терпеливо дождались прихода миниатюрного поезда и остались на месте даже после его появления.

Подозрительные жандармы продолжали следить за советскими пленными до тех самых пор, пока те со всеми вещами, не загрузились в вагон. Лишь после того, как состав тронулся в путь, они вернулись к своим важным делам.

То есть, спустились с перрона и фланирующей, неспешной походкой снова отправились по привычным маршрутам. Поляки построились в две коротких шеренги и зашагали назад, в учебно-тренировочный лагерь. За версту было видно, что они хотят показать всем фашистам, как они замечательно служат в их доблестной армии.

Наконец, вся поклажа оказалась в маленьком тамбуре, а оттуда, её перенесли в коридор. Ефрейтор указал своим подопечным места, на которых им положено ехать. Привыкший к комфорту, фашист занял один всё купе целиком. Остальные шесть человек и дюжина больших чемоданов разместились в другом помещении.

Однако, такие условия не шли ни в какое сравнение с тем, что пришлось заключённым, пережить в старой двухосной «теплушке». В те дни, когда они добирались до польского лагеря, в их тесном узилище, было набито сто семь человек.

Пленные, достаточно быстро, рассовали громоздкий багаж по верхним полкам купе. Правда, пришлось несколько раз перекладывать вещи, прежде чем они там все поместились. В конце концов, бойцам удалось выкроить сидячее место для каждого из шести человек. Они удобно расположились на полках, стоящих внизу, и облегчённо вздохнули.

Ни с того, ни с сего, Михаил неожиданно высказал странную мысль. Мол, не мешало бы, хоть одним глазом взглянуть, что же они притащили с собой. Пятеро друзей по несчастью, так шикнули на молодого соседа, что он сразу затих.

Хотя и пробурчал недовольно, мол, он не собирался ломать замки на баулах. Лишь хотел аккуратно открыть и снова замкнуть их металлической скрепкой, которую стащил в канцелярии. Причём, по его же словам, он сделает это так аккуратно и ловко, что никто не заметит, что их отпирали.

Григорий испытующе посмотрел на товарищей. Он с облегчением понял, что никто не купился на такие посулы. Похоже, что каждый решил про себя: «Не стоит рисковать своей жизнью, из-за простого желанья узнать, что там такое внутри?

Наверняка в чемоданах лежат огромные ценности, что награбили фрицы в ходе польской компании. Да будь там хоть килограммы чистого золота и мешки с бриллиантами, куда потом, с ними пойдёшь? В чужой незнакомой стране, без денег и документов и даже без нормальной одежды?

Первый жандармский патруль тебя сразу сцапает, и тогда всё пропало. В лучшем случае, расстреляют на месте, как простых мародёров. В худшем — сначала будут долго пытать, где ты взяли драгоценности? Ну, а после, засунут в такую дыру, что оттуда уже не сбежишь. Вдруг, там окажется хуже, чем на «тренировках» со спарринг-партнёрами?

Судя по лицам бойцов, они, молча, взвесили все за и против и благоразумно решили, что не стоит им лезть на рожон. Лучше ехать в качестве бесправных носильщиков, чем какое-то время, иметь богатство в руках, а потом кончить жизнь в общей могиле. Ведь кто его знает, вдруг комендант не соврал, и всех отправят в тот лагерь, где им придётся просто работать.

«Приедем на место, осмотримся, а там будет видно». — читалось на физиономиях друзей по несчастью.

Михаил сразу почувствовал общее настроение пятерых заключённых и тихо сказал, глядя под ноги:

— А что я? Я лишь предложил. Если все против, то и мне это совсем ни к чему.

Бойцы переглянулись и, от нечего делать, стали смотреть в окно небольшого купе.

Меж тем, поезд мчался вперёд, и с каждым часом, Германия становилась всё ближе и ближе. Железнодорожная трасса вела строго на запад и пролегала через благоустроенные городки и богатые зелёные сёла.

Мелькавшая за стеклом, прекрасная местность поражала Григория своей чистотой и невероятной ухоженностью. Его, как и прочих бойцов, постоянно терзала неприятная мысль: «Чего не хватало проклятым фашистам? Зачем они напали на нашу страну с её нищими, как церковная мышь, деревнями и поселениями самого мрачного вида?»

Наконец Алексей всё же не вытерпел. Не обращаясь ни к кому из товарищей, он задумчиво высказал общее мнение:

— Всё есть у фашистов. Им не хватало только свободной земли. Когда фрицы захватят Россию, то каждый из них будет владеть огромным имением. Они станут дворянами или боярами, а мы превратимся в бесправных рабов. — Добавить к этому было, в общем-то, нечего, и все удручённо молчали.

Из того места в Польше, где находился учебно-тренировочный лагерь, прямой поезд до Гамбурга, никогда не ходил. Поэтому навьюченным красноармейцам пришлось сделать несколько пересадок подряд.

В этом случае, Ленц выводил своих подопечных на перрон очередного вокзала и сдавал их жандармам со всеми вещами. Наряд военной полиции отводил группу пленных в ближайший пакгауз, и запирал до возвращения их руководства назад.

Пятидесятилетний ефрейтор брал в руки небольшой саквояж и топал в комендатуру. Там он получал проездные бумаги до нового пункта великого Третьего Рейха.

Однажды, Ленц со смехом поведал Григорию о своих похождениях. Выяснилось, что чиновники местных контор весьма удивляются составу их необычной бригады. Однако, каких-либо препятствий чинить ему, всё же не смеют.

Всё дело в том, что комендант польского лагеря имел крупный чин в войсках «СС». Так что, подписанные офицером бумаги повсюду оказывали волшебное действие и тотчас устраняли любые препятствия.

Иногда случалось и так, что пленным