Она повернула и отчаянно бросилась в обратном направлении. Вой бился внутри и рвался из горла. Деа казалось, что сквозь свои быстрые шаги и паническое сердцебиение она все равно слышит сосущее, влажное хлюпанье через дыры в отсутствующих лицах. Отец солгал, он и не думал ее отпускать. Он не даст ей жить спокойно. Деа вспомнила слова матери – дай им лица, но отбросила эту мысль. Не в силах она на них смотреть! Из горла прорвалось какое-то скуленье: пожалуйста, мысленно молилась она Богу или невидимому защитнику, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Снова направо. Откуда-то будто донесся голос матери: «Деа, Деа, остановись, все нормально». Но она не останавливалась. Деа представила лабиринт сверху – запутанная сеть поворотов, лучеобразно расходящихся кнаружи. Парковка совсем близко. Деа не думала, что дальше, только бежала вперед в отчаянии и панике. Солнце наконец выкатилось на небо, склонив перевес на сторону света и погнавшись за тенями по земле.

За предпоследним поворотом мелькнула парковка – рыжевато-коричневый щебень, такой нормальный, такой реальный! Бросившись влево, Деа столкнулась с женщиной в красной куртке и не удержалась на ногах, болезненно ахнув.

– Деа? – Женщина откинула капюшон. Кейт Патински. – Все нормально, это всего лишь я. – Она взялась за плечи девочки: – Что случилось? Что с тобой?

Деа глубоко дышала – ее страх сразу прошел. По имени ее звала Кейт Патински – Деа в панике просто не узнала голос. Никакие безлицые за ней не гнались. Набрав воздуху в грудь, она обернулась. Ничего. Ничего, кроме легкого ветра, шевелившего высохшую кукурузу, окрашенную рассветом в красновато-коричневый колер. Ничего, кроме блеска изморози и света нового дня. На парковке стояла единственная машина, на которой приехала Патински, – маленький «фольксваген», пятнистый от грязи и соли.

И тут Деа поняла – она действительно свободна, отец не солгал! Безлицые к ней больше не явятся. Она чуть не захохотала от радости, готовая схватить Кейт Патински за руки и закружиться.

– Все в порядке, – произнесла она, втягивая холодный воздух и с наслаждением пробуя на вкус только что сказанное – сладкое, новое и незнакомое. – Все в порядке.

Кейт Патински недоверчиво взглянула на нее.

– Поехали, – сказала она. – Ты наверняка замерзла и проголодалась.

У Деа шевельнулось подозрение: что, если Патински прислал Бригс? Кейт не на стороне полиции – помогла же она Деа сбежать из мотеля, но это ничего не значит. Может, Бригс наобещал ей информации для книги, если она найдет Деа и привезет в участок? Деа не двинулась с места, даже когда Кейт открыла дверь с пассажирской стороны и жестом пригласила садиться.

– Как вы меня нашли? – спросила она.

Кейт поморщилась, как от глупого вопроса.

– А ты как думаешь? Коннор подсказал и Элинор. – Деа не сразу вспомнила, что Голлум на самом деле зовут Элинор. – Чисто сработано – позвонить и сразу повесить трубку! Элинор перепугалась до обморока, думала, с тобой что-то случилось. Она позвонила Коннору, он мне. Он бы и сам приехал, но ему приходится быть осторожным – дядя за ним буквально по пятам ходит.

Ощущение свободы сразу исчезло. Безлицые, может, больше и не придут, но для Коннора они по-прежнему реальны и мучают его почти каждую ночь. Не об этом ли говорил король? «Монстры останутся в кошмарах твоего друга Коннора. И в его воспоминаниях, конечно».

У нее меньше двадцати четырех часов на раздумья.

Деа облизала пересохшие губы. Ей действительно было холодно и хотелось есть.

– Куда вы меня повезете?

Кейт, уже садившаяся в машину, замерла.

– К Коннору, – ответила она, улыбнувшись почти с грустью. – Куда же еще?

Кейт остановилась у заправки, но настояла, чтобы Деа не выходила из машины.

– На всякий случай, – пояснила Патински, потрепав ее по ноге. Деа подумала, что копы ее все-таки ищут. Когда Кейт ушла, она достала маленькое зеркальце, боясь увидеть в нем морду чудовища и немного надеясь увидеть мать. Но из зеркала на нее глянуло собственное отражение – волосы торчали невообразимыми вихрами, над левой бровью засохло пятнышко грязи. Оттерев ее, Деа попыталась причесаться пальцами, досадуя, что ей не все равно, найдет ли ее Коннор похожей на сумасшедшую нищенку. Интересно, видит ли ее сейчас мать и еще кто-нибудь из того мира? От дыхания зеркало запотело. На всякий случай Деа его перевернула.

Кейт вернулась с большими стаканами кофе, упаковкой пончиков и чуть теплым сандвичем.

– Извини, – сказала она, – выбора никакого. Ешь.

Деа было все равно – она съела все три пончика и бутерброд, немного застеснявшись, что ничего не оставила Кейт. Доев, она откинулась на спинку кресла, наслаждаясь вкусом сахарной пудры на губах, видом светлеющего неба и мимолетным ощущением спокойствия и безопасности.

– Почему вы нам помогаете? – спросила она.

Кейт, удерживая руль одной рукой, надрывала пакетики с сахаром зубами.

– Меня всегда умиляла история Ромео и Джульетты, – ответила она и, опустив стекло, выплюнула неровные бумажные уголки.

Деа покраснела.

– Мы не… То есть у нас не… – громко сказала она, чтобы перекрыть шум ветра – настолько холодного, что он пробивал насквозь, как копьем.

Кейт, словно не слыша, снова подняла стекло.

– А еще у Коннора есть то, что мне нужно.

Что-то в ее тоне заставило Деа похолодеть.

– Вы о чем?

Но Кейт взглянула на нее – грустно и устало, как человек, много повидавший, но все равно старающийся улыбаться.

– О воспоминаниях, – мягко ответила она.

Деа напряглась. Ей не нравилась манера Кейт Патински всюду совать нос, лезть под кожу ради книги, вытягивать из Коннора информацию, как москит тянет кровь.

– Он ничего не помнит, – коротко сообщила она.

Кейт нахмурилась.

– Кто его знает. – После короткого молчания она спросила: – Рассказать тебе историю?

Выбора у Деа не было, поэтому она промолчала.

– Когда мне было три года, мою мать убил грабитель, проникший в дом. Застрелил. Три пули в упор. От головы практически ничего не осталось.

Пораженная, Деа даже не смогла выговорить: «Мне очень жаль». Услышать такое от Кейт Патински она никак не ожидала.

– Мы жили на юге Чикаго. Опасный район… Мать растила меня одна. Ей было всего девятнадцать, и она любила повеселиться. Подрабатывала стриптизершей, чтобы сводить концы с концами. Все об этом знали. Полквартала было в курсе, что она держит наличные в шкафу. В ту ночь я осталась у бабушки, как всегда, когда мама работала. В дом залез какой-то наркоман, застрелил мою мать, выгреб деньги и убежал. Знаешь, сколько ему досталось? Четыре сотни. Зря старался, – Кейт невесело засмеялась. – Его задержали через неделю, когда он пытался заложить какие-то грошовые бирюльки, подаренные матери кем-то из поклонников. Дали десять лет.