– Я… я хочу извиниться за свое поведение прошлым вечером, – сказала она.

Я прочистил горло.

– Теперь вам лучше?

В отличие от вчерашнего вечера сегодня взор Марико был ясен. На щеки вернулся цвет.

– Да, спасибо, что позаботились обо мне. Мне так неловко, что я очутилась на вашем пороге и что я обременяю вас.

Почему именно я? Этот вопрос мучил меня. Почему на моем пороге? Однако я понимал, что эти простые вопросы вызовут целую лавину других, не столь простых. Пусть девочка хотя бы присядет.

– Я рад, что вы поправились, – сказал я.

– Я нашла хлеб и джем, спасибо вам. Я была так голодна, что съела все до последней крошки. Когда обнаружила, что ваш холодильник пуст, то решила сходить на рынок…

Марико подняла, а затем снова опустила корзину, искоса поглядывая на меня, очевидно, боясь, что я сочту ее добрый жест нахальством.

– Вы очень любезны, Марико. У меня никогда не хватает времени ходить по магазинам.

Марико улыбнулась. В кухне повисли сумерки. Обычно я сразу же щелкаю выключателем, чтобы не напрягать глаза, но сегодня я дал возможность теням сгуститься.

– До того как я уйду, мне хотелось бы приготовить вам ужин, – сказала Марико, – в благодарность за то, что вы помогли мне. Это самое меньшее, что я могу сделать для вас.

– Этот вовсе не обязательно… – запротестовал я.

– Пожалуйста, мне станет гораздо легче, если я хоть как-то отплачу вам за вашу доброту… – Марико коснулась рукой мокрых волос. – Кроме того, я думаю, что должна объясниться. Может быть, присядем?

Марико поставила на пол плетеную корзину, и мы сели. В полумраке солонка, перечница и молочный кувшин образовали на столе рунический круг. Вчерашняя газета лежала под цветочным горшком – виднелись только заголовки. Улыбка Марико скользнула от этих предметов ко мне, словно волна набежала наберет.

– Я проснулась почти сразу же после того, как вы ушли на работу, – начала она, – поэтому в моем распоряжении оказался целый день, чтобы поразмыслить над всем и решить, что мне делать. Сначала я должна объяснить, что случилось со мной вчера вечером. Иногда, когда я несчастна или расстроена, я глубоко засыпаю. Я страдаю от этой болезни еще со школы. Своего рода нарколепсия. Это не мешает мне вести нормальную жизнь, но иногда на меня находит, как вчера.

Марико говорила будничным тоном, словно ей уже не впервой приходилось пересказывать историю своей болезни, и все слова она давно уже выучила наизусть.

– Мне очень жаль, Марико, – сказал я.

Марико рассмеялась, словно хотела утешить меня.

– На самом деле все это довольно забавно. Когда я училась в начальной школе, воспитательница посылала меня за директором. И довольно часто они обнаруживали меня в приемной – я засыпала прямо в кресле рядом с кабинетом.

Я вспомнил, что несколько лет назад читал о подобных случаях в брошюре по страховой медицине. Брошюра называлась «Опасный сон». Опасность возрастала, если больной засыпал прямо за рулем или на рабочем месте, где применялись опасные механизмы. Были даже случаи со смертельным исходом.

– Я читал об этом, – сказал я.

Марико улыбнулась.

– Такое случается довольно редко. Экзамены, эмоциональное напряжение, землетрясение. Все эти вещи навевают на меня глубокую дрему.

Темнота накрыла кухню словно рой безмолвных пчел. Сидящая через стол Марико казалась гораздо старше своих лет.

– Наверное, это всегда пугает вас, – заметил я.

– Да нет, не особенно.

Я пытаюсь контролировать болезнь, пытаюсь обмануть свой разум, убедив его, что я спокойна. Но это не всегда срабатывает. Вчера я получила плохие вести и вот… не смогла предотвратить то, что случилось.

Должно быть, она говорила о смерти отца. Я спросил себя, помнит ли Марико о том, что вчера уже рассказала мне о ней? Я решил не упоминать об этом печальном событии, чтобы она снова не расстроилась.

– Вы принимаете какие-нибудь таблетки, чтобы контролировать болезнь?

Марико покачала головой.

– Нет таких таблеток, которые могли бы разбудить меня в этом состоянии.

– Ужасно.

– К этому привыкаешь.

Ее спокойная улыбка убедила меня, что Марико смирилась с неудобствами, которые доставляла ей болезнь.

– Могу я включить свет?

Марико встала, и, не успел я вмешаться, как комнату залил яркий свет. Я вздрогнул, а Марико подняла корзину с пола и поставила на разделочный стол.

– Мне нужно приготовить ужин. Наверное, вы голодны.

– Марико, это мне следует приготовить вам ужин, – сказал я, – разве вы не моя гостья, в конце концов?

– У меня есть особый рецепт.

Марико была очень настойчива.

Внезапно я понял, что она так и не сказала мне, что привело ее в мой дом. Я отошел к холодильнику и поднял кувшин с ячменным чаем. Я смотрел, как Марико выкладывает продукты из корзины на стол. Несмотря на то, что для покупок было уже поздновато, продукты выглядели великолепно: свежая гречишная лапша, грибы шиитаке, перцы, лук и куриные грудки. Марико повязала фартук в шахматную клетку и туго затянула завязки. Затем взяла деревянную разделочную доску и выбрала длинный тонкий нож.

– То, что надо, – заметила она, восхитившись его остротой.

Затем девушка начала мыть овощи.

– Марико, – произнес я, – как вы нашли мой дом? Услышав вопрос, она тут же закрыла кран, однако не обернулась. Марико стояла прямо, спиной ко мне.

– Хотела бы я вспомнить, – мягко промолвила она, – но никак не получается.

Заметив мой поднятый большой палец, у обочины притормозил синий пикап. В кабине сидели двое работяг с лицами словно из выдубленной кожи. Я с облегчением опустила руку, но тут же поняла, что они остановились, только чтобы поглазеть. Водитель высунулся из окна.

– Эй, блондиночка! – крикнул он, а его закадычный дружок зашелся смехом.

Пикап скрылся из виду, на прощание помахав мне оторванным брезентом Я вышла на дорогу и показала ему вдогонку средний палец Вообще-то подобные жесты мне не свойственны, но сегодня был явно не мой день.

Казалось, стоять мне на этой дороге до скончания века. Ну, полчаса точно. Я чертыхнулась, из-под колес следующей машины полетели камни. Меня уже тошнило от вида рисового поля у дороги. Солнце сжигало кожу. Я до боли хотела увидеть Юдзи. Только мысль о предстоящей встрече с ним удерживала меня от того, чтобы не завалиться в канаву и не зарыдать в голос.

Наконец меня подобрал мелкооптовый торговец туалетами для домашних животных. Он болтал о своих туалетах всю дорогу до Синсайбаси (говорил, что ему потребовалось целых три дня, чтобы научить пользоваться смывом подросшего щенка, а вот умный коп понял бы все с полуслова). Он понравился мне в основном, наверное, потому, что совершенно не обращал внимания на то, что выглядела я так, словно провела ночь под забором. Кроме того, его дурацкая болтовня действовала удивительно успокаивающе. На прощание я взяла его карточку, пообещав нести учение о кошачьих туалетах в массы.