– Зачем вы рассказываете мне об этом? – спросила я.

Еще прошлым вечером она помыкала мною, а сейчас делилась самыми сокровенными секретами.

– Потому что ты должна знать, кто такой Юдзи… Кто мы такие. Могу я быть откровенна с тобой, Мэри? Знаешь, ведь ты никогда не нравилась мне…

Я отвела глаза. Это всегда было так же очевидно, как краска на ее волосах, но когда Мама-сан произнесла это вслух, мне стало больно.

– Ты – добрая девочка, Мэри, это видно. Но этого недостаточно для того, чтобы преодолеть предрассудки против смешанных пар.

Я нисколько не удивилась. Просто наблюдала, как уровень воды в ванне поднимается и опускается вслед за моим дыханием. Что за предрассудки? Кроме нее, никто не проявлял ко мне открытой враждебности только из-за того что я принадлежу к другой расе. Поняв, что я оскорбилась, Мама-сан попыталась исправить промах:

– Однако проходили месяцы, а ты оставалась с ним. Теперь я вижу, что была не права. Ты любишь моего сына, теперь я это понимаю.

Я любила Юдзи. Но неужели надо было дожидаться, пока дела пойдут так дерьмово, чтобы признать это? Мама-сан улыбнулась, и я решила, что таким образом она неумело пытается извиниться. Я заставила себя улыбнуться в ответ. Мама-сан встала и сняла полотенце с вешалки.

– Наверное, вода совсем остыла. Вытрись, пока я приготовлю тебе постель в свободной комнате.

– Я не хочу спать. Я не устала. Я хочу увидеть Юдзи.

– До вечера ты не сможешь увидеться с ним, мне нужно еще утрясти кое-какие дела. Я хочу, чтобы ты отдохнула. Тебе нужно выспаться.

Проснулась я в темноте. Мне снился Юдзи. Во сне мы трахались, как животные, забыв обо всем, кроме прикосновений и вкуса наших тел. Сколько продолжалось это безумие, я не помнила, но тут через плечо Юдзи я заметила, что в углу комнаты сидит его мать и смотрит на нас. С чувством юмора у моего подсознания всегда было туго. По крайней мере этот сон легко поддавался прочтению. Не требовался психоаналитик, чтобы разобраться, что к чему.

Я лежала на матраце, прислушиваясь к бурчанию в животе. В комнате было темно. Из-под двери не пробивалось ни лучика. Внутренние часы подсказали мне, что сейчас больше семи вечера. Обычно мои внутренние часы идут довольно точно, вряд ли погрешность была слишком большой.

Я встала и прошлась по комнате, вытянув руки перед собой, пока не уткнулась в стену. Затем принялась шарить по стене, ища выключатель. Когда свет зажегся, я увидела свою одежду, аккуратно сложенную в ногах матраца. Я схватила рубашку и поднесла к носу. Ткань благоухала альпийской свежестью, как и прочая одежда, даже трусики не забыли погладить! Я стащила с себя банный халат и быстро оделась, желая поскорее выбраться отсюда и увидеться с Юдзи. Волосы торчали в разные стороны, я без особого успеха попыталась пригладить их рукой.

У стены стоял низкий столик с. большой плетеной корзиной – такие корзины используют, чтобы укрыть продукты от мух. Я подняла крышку и обнаружила тарелку с рисовыми шариками и кувшинчик с ячменным чаем. Изголодавшись, я набросилась на рисовые шарики, водоросли заскрипели на зубах. В середине шариков был тунец под майонезом. Водоросли, рис и тунец под майонезом; никогда не ела ничего вкуснее! Я запивала третий рисовый шарик чаем, когда дверь отворилась. Вошла Мама-сан в полной боевой раскраске, с шарфиком от Гермес, в коротком черном платье, открывавшем колени в ямочках. Господин Бойанж свернулся у нее на руках. Шерсть на загривке была подстрижена и стояла, словно воротничок.

– Как спалось? – спросила Мама-сан.

– Нормально. Спасибо, что выстирали мою одежду.

– На Нагахори-стриттебя будет ждать машина. Знаешь, как туда добраться?

Я кивнула.

– Она отвезет меня к Юдзи?

– Да. Выйдешь из здания через заднюю дверь. Девушки не должны тебя увидеть.

Я успела забыть, что этажом ниже находится бар. Наверное, мои коллеги уже пьют свой первый за вечер джин с тоником. Я подумала об унылом прокуренном месте, которое оставляю навсегда, о дружбе и соперничестве, скуке и быстрых деловых связях. Мне будет не хватать только Кати. Я еще долго буду помнить о ней.

– Катя внизу?

– Да, как обычно.

– Могу я поговорить с ней?

– Не стоит, Мэри. Мы спешим, да и лучше бы никто не знал, что ты здесь, даже Катя.

– Всего пару минут…

– Нет.

Почему нет? Мне хотелось кричать. Затем я вспомнила, что скоро увижу Юдзи.

– Может быть, передадите ей, что… Скажите Кате, что мне будет не хватать ее…

Мама-сан кивнула, лицо ее разгладилось.

– Передам, – сказала она. – Давай же, Мэри. Надо спешить.

Мгновенная вспышка вины заставила меня проснуться между станциями Нода и Фукусима. Я сел в вагон в 5.16, когда дневной свет начал тушить огненные печи звезд. Сейчас было 10.16, и поезд сделал семнадцать и три десятых круга по кольцевой линии. Мой план заключался в том, чтобы присоединиться к Мэри на станции Умеда и стать ее верным невидимым щитом. Однако двух бессонных ночей оказалось многовато для моего истощенного путешествиями в гиперпространство мозга. Он отключился независимо от моей воли. Может быть, мой мозг и обладает исключительными способностями, но, к несчастью, его органическое происхождение требует восстановления нейронов. Раздираемый виной и беспокойством, я нырнул в неэвклидову вселенную. Отыскал моего растерзанного, обессиленного слезами ангела и вздрогнул, когда увидел, что случилось за время моего невольного сна.

Я поправил бейсболку и приготовился выйти на следующей станции. Пришло время воссоединиться с Мэри и исправить то, что произошло по моему недосмотру.

Около бара меня ослепило радостное предчувствие, что я в последний раз открываю эти двери. Вечер за вечером я наблюдал, как это место вытягивает из людей душу. Призраки погибших душ толпились вокруг.

Темные химеры корчились с досады. Искореженные это плутали между ножками кресел и исчезали в щели автомата по продаже сигарет. Несчастные служащие и бизнесмены, жалкие кривые душонки… Когда они поймут, что непомерно дорогое виски, выпуклости грудей т изгибы бедер не излечат от их безнадежной болезни, что одурманив себя, они не смогут забыть ничтожности своей жизни? Избавление наступит, только когда они сбросят цепи трехмерного пространства.

Четыре сердца пульсировали в темноте бара. Полумесяцы клапанов открывались и закрывались, прогоняя литры крови по кровеносной системе. Одно сердце принадлежало Маме-сан (61 удар в минуту), второе Айе (68 ударов), бывшей хостессе, которую Юдзи бросил три года назад. Дьявольское отродье тоже присутствовало. Словно напичканный гормонами голубь Мама-сан ворковала над внуком Кацу (84 удара в минуту), спящим на своем складном троне. Господин Бойанж (131 удар) смотрел с ревностью. Для него ребенок был самозванцем, лишенным шерсти низшим существом, в котором пес ощущал зависимость и слабость. Мама-сан отодвинулась от Кацу и уселась на стул рядом с Айей, приподняв полы красного шелкового халата.