висках стучало от злости. И чего я прячусь? Боюсь быть снова избитым?

Дверь хлопнула. Лифт загудел. Я дождался, пока эти двое скроются и постучал к Обриджу. Вид у него был озабоченный. Может они и с ним проводили воспитательную работу? От боли вроде не корчиться. Наверное, сразу на все согласился.

– Агент Маккинли?

– Здравствуйте агент Обридж. Я пришел спросить, могу ли я чем-то помочь в деле Скотт?

– Дело уже закрыто. Спасибо агент Маккинли. Ваш директор сказал, что вы ничего не знаете.

– Я и сам не знаю, чего не знаю. Вдруг какая-то мелочь, стала бы вам полезной. Я работал с агентом Скотт. Незадолго до смерти она получила доступ к базе Интерпола. Мы искали там следы серийного убийцы – Мясника из Грин Лейк.

– Дело уже закрыто. – резко повторил Обридж. – Ваша помощь, нам не нужна.

– Но я работал с ней. Что если эти бандиты знали это? Мне может угрожать опасность?

– Мне позвонить директору Кордону и сказать, что у вас нет работы? Думаю, его вам стоит бояться больше, чем мафиози.

– Что ж. Если меня найдут в реке, с зацементированными ногами, в этом будет только ваша вина. – наигранно закатив глаза сказал я и пафосно хлопнул дверью.

Было ясно. Обриджа уже обработали. Это было видно по его опустошенному лицу. Я знал. Я был на его месте.

Остатки дня я боролся со сном. Закапывания трупов нарушили мой режим сна. Точнее мой режим ночного бдения за потолком и другими Маккинли.

Приехав домой, я наконец, смыл с себя этот день. В доме была идеальная чистота. Здесь никто, никогда не стрелял в своего психолога. Я надел приготовленный Пенни костюм. Время благотворительности и добродетели.

Я никогда не бывал на подобных мероприятиях. Это похоже на ужасно скучную вечеринку. Я никого здесь не знал. За исключением Пенни, Синистера, О`Райли и нашего мера. Последнего я видел по телевизору и на плакатах в городе. В жизни он толще. И лицо у него ярко красное, все в капиллярах и ямках. Профессор Синистер принимал соболезнования по поводу смерти коллег, поздравления с выдвижением на грант. Последние были не уместны. С чем его поздравлять? С тем что он остался единственным, кого можно туда выдвинуть? Потом он толкал речь и по его каменному лицу даже скатилась слеза. Я не хотел смотреть на этот цирк. Я смотрел на Пенни. Она была в черном платье-футляре. Оно должно было выглядеть скромно и слегка траурно, но черт, она в нем была дико сексуальна.

– Что мы тут делаем?

– Прикасаемся к элите общества. Пьем халявное шампанское. – Пенни приняла у официанта два бокала и протянула один мне.

– Я не люблю шампанское, меня с него пучит. – проворчал я, но все равно выпил. – Я сегодня видел мужика из своих воспоминаний. Который меня бил. Который был в больнице. Такой шатен, короткая стрижка.

– Тот, которому твои начальники в коридоре задницу целовали? Видела. Как его зовут?

– Не знаю. Надо выяснить.

Я хотел пропустить еще бокальчик. Шампанское начинало мне нравиться. Но к нам с Пенни подошли док и Синистер.

– Профессор Синистер! – воскликнула Пенни. Она была отличной актрисой, в отличии от меня. Она улыбалась, жала ему руку, морщила лоб, принося соболезнования. Спрашивала, что думает полиция с неподдельным интересом. А я стоял, сделав морду топором.

– Как ваш доклад о цифрах в искусстве, мисс Бойл? Вы дадите мне почитать?

– Конечно.

– Цифры в искусстве? – переспросил Мерфи с некой брезгливостью в голосе. – Вы не только специалист по мифологии, но и искусствовед?

– Стремлюсь заполучить как можно больше знаний! А вы разве нет?

– Думаю, это цель, ради которой мы здесь все сейчас находимся. – профессор сгладил разговор, перевел беседу на новые математические достижения. Я начал чувствовать себя лишним в этой компании.

– Не хотите сфотографироваться? – предложила Пенни.

– Не думаю. – противился Мерфи.

– Зря. Вы прекрасно выглядите, доктор О`Райли. Последствия стычки с агентом Дипло давно сошли.

А вот эти разговоры мне были куда интереснее математики. Мерфи запаниковал и покосился на Синистера.

– Вы сказали стычки? – Синистер повернулся к Мерфи. – Разве вы не ударились о дверь холодильника, доктор?

– Он и ударился. Два раза. Правда, Ирвин? – Пенни обратилась ко мне. Я просто кивнул. Лицо Мерфи вытянулось, и он выглядел уже не так умно. Зато профессор зверел на глазах. Я слышал, как костяшки его пальцев хрустели. Плечи напряглись. Но Пенни уже было не остановить.

– Отвратительно! Такое поведение на службе просто неприемлемо! Я слышала о провинциальных люмпенах в полиции и в дорожной инспекции, но в бюро! Это же лицо нашей государственной безопасности. Доктор О`Райли, ему сделали выговор?

– Конечно. – едва выдавил Мерфи. – С занесением в личное дело.

– Что-то мне слабо вериться. В таких организациях часто процветает сексизм, расизм и гомофобия.

Тут рожи вытянулись уже у всех. Даже у меня. Я подавился шампанским и закашлялся.

– Ирвин. Все в порядке? Давай я принесу тебе воды. – и Пенни просто удалилась. Я не знал, что делать и поспешил за ней.

– Это что за спектакль сейчас был? – я догнал Пенни и развернул к себе.

– Это была провокация. – Пенни была довольна собой.

– Я понял. Скажи теперь, где мне искать тело агента Дипло, после твоих провокаций? На каком дереве? – я повысил голос и на нас стали оборачиваться.

– Спокойно. Дипло за себя постоять умеет. А ты теперь, узнаешь, что можно ожидать от Синистера. Придет Дипло на работу с выбитыми зубами или не придет вообще. Или ничего не измениться. И ты оставишь свои подозрения.

– Цена такого эксперимента слишком высока! Ты не понимаешь этого?

Она прекрасно понимает. Она хочет посмотреть на что способен Синистер. Так же, как она хотела посмотреть на что способен Николас Трент. Добавит ли он в свои работы огня? Он добавил. Так же она смотрит на что способен я.

Ты всего лишь плод моего воображения, ты не на что не способен.

Способен убить голыми руками того парня в корпорации. Способен отрезать голову человеку. Это ты ни на что не годишься Ирвин. Разве что только подставлять щеки под удары и друзей под пули, ради своей выгоды. Ты можешь только сидеть над разбитым телевизором в доме пьянчуги, теша свое самолюбие тем, что когда-то ты был в отделе особо тяжких преступлений. Все, что тебе остается, это пресмыкаться перед теми, кем мог быть ты. Прыгать от радости, когда тебя поманят. Минута славы для твоего эго. Но лишь минута. Ты остаешься в их тени. Роешься в их мусоре.

– Нет! – я сказал это в слух.