Тысяча девятьсот сорок третий был трагическим, мрачным годом для Варшавы, но были и удивительные истории выживания и борьбы – как в случае Алы и других. Той осенью случилось еще одно драматичное спасение ребенка, чья жизнь будет связана с историей Ирены. Чая Эстера Штайн была первой из двух приемных дочерей Ирены306. А соединил их Юлиан Гробельный.

Эстера родилась в деревне Цеглов недалеко от Варшавы, и в 1940 году, когда ей исполнилось тринадцать, ее отправили в гетто в Мрозы вместе с родителями, Ароном и Файгой, и маленькой сестренкой Ядзей. В 1942 году гетто в Мрозах было ликвидировано. Арон, Файга и Эстера избежали облав и в первую ночь прятались все вместе в старом садовом домике на ферме за деревней. Но маленькая Ядзя осталась одна, и ее мать была в отчаянии. Арон, положив руку на плечо жены, пообещал: он вернется в гетто и найдет ее. Целыми днями мать и дочь, затаившись, ждали их. Наконец Файга поняла, что Арон и Ядзя никогда не вернутся.

Она взглянула на свою голодную и уставшую дочь. Они не могли вечно прятаться здесь. Поэтому под покровом ночи Файга потихоньку отправилась за помощью к единственному человеку в деревне, который мог ее оказать. У Арона ранее была фабрика, на которой производилась содовая вода. Юлиан Гробельный владел одной из самых больших ферм в деревне – может быть, той самой, где прятались Эстера и ее мать. Юлиан и Арон были большими друзьями, а также их приятелем был местный приходской священник. Эстера так и запомнила отца: ортодоксального еврея с длинной бородой в черном габардиновом пальто, идущего рядом со священником в развевающейся сутане. Когда Файга пришла в дом священника, он дал ей воды и еды и пообещал, что поможет. Но на обратном пути ее схватили и убили. Тогда священник срочно отправил Юлиану тревожное сообщение с просьбой поспешить, если они хотят успеть спасти Эстеру.

Как всегда в таких случаях, Юлиан обратился к Ирене. Та направила к священнику связного с новыми документами для Эстеры. Звали ее теперь Тереза Тухольская, и ей предстояло одной добраться на поезде до Варшавы. Все другие варианты были слишком опасны. Священник отвел Эстеру на станцию, показал, в какое купе сесть, и когда немцы спросили ее документы, она отлично знала, что ответить. Перрон в Варшаве был людным и шумным, но на платформе ее терпеливо дожидалась маленькая блондинка. Ирена успокаивающе коснулась ее плеча: Пойдем со мной, Тереза. Следующие несколько дней Эстера оставалась с Иреной и ее матерью у них дома. Она была девочкой сообразительной и независимой, но за несколько недель потеряла всю семью, и Ирена, глядя на нее, неожиданно для себя самой поняла, что хочет детей.

Невзирая на желание Ирены, Эстера не могла оставаться у нее в квартире. Связные постоянно приходили и уходили, и уже поэтому оставлять здесь ребенка было слишком опасно. Наконец Ирена нашла идеальное решение. Она отошлет Эстеру Зофье и Станиславу, своим старым университетским друзьям. У них уже было четверо своих детей, кроме того, они прятали в своем доме на Лекарской улице еще троих еврейских детей307. Разумеется, они возьмут Эстеру, успокоили Зофья и Станислав Ирену, и Тереза станет восьмым ребенком в их большой семье. Это случилось как раз вовремя. Скоро Ирена окажется не в том положении, чтобы прятать кого-либо у себя. Осенью 1943 года ей самой понадобится помощь.

Варшава, октябрь 1943 – январь 1944 года

Оживленная улица Брака располагалась к востоку от гетто, и среди ее заведений была прачечная, куда домохозяйки, если у них водились свободные деньги, могли прийти, чтобы получить небольшое облегчение в домашней работе. Женщины весь день напролет забегали сюда, забирая аккуратно завернутые коричневые бумажные пакеты или сложенное в корзины белье. Иногда, впрочем, посетительницы приносили и забирали кое-что другое, например записки, спрятанные между складок одежды. В октябре 1943 года гестапо арестовало управляющую прачечной, обвинив ее в содействии Сопротивлению, которому она передавала записки и посылки. Женщину забрали на улицу Шуха, пытали, затем бросили в Павяк, где жестоко избивали железными прутьями, и в конце концов, сломленная, она рассказала гестапо все, что знала. После этого ее, скорее всего, казнили. Невозможно было винить кого-то в предательстве при таких обстоятельствах. Никто не знал, выдержит ли пытку, пока не сталкивался с ней. Та несчастная назвала имена по меньшей мере трех женщин, которые передавали через ее прачечную тайные послания. Одной из них была Ирена Сендлер.

Вечером 19 октября Ирена и ее семья устроили дома небольшую вечеринку. У них гостила одна из тетушек, а также подруга и связная Ирены Янка Грабовская. Янка и ее муж Йозеф были теми людьми, которым многие люди доверяли хранить свои секреты. Для некоторых бойцов «Еврейской боевой организации» они сберегали важные документы и архивы. Супруги также прятали у себя женщину, которая, возможно, много значила для Адама и его семьи, – Регину Микельберг вместе с ее сестрой308. Ни Янка, ни Ирена не забыли драматического побега Регины из тюремного вагона и старой студенческой дружбы, связавших их и Адама еще в университете, – как бы сложно ни складывалось личное отношение Ирены к Регине.

После торта и ликера тетушка с мамой ушли спать, но Янка с Иреной остались и еще долго болтали после наступления комендантского часа. Лишь около двух часов ночи они устроились на импровизированных кроватях прямо в гостиной. Перед тем как заснуть, Ирена приняла обычные меры предосторожности: положила списки с именами и адресами недавно принятых еврейских детей на кухонный стол прямо под окном. Рядом с кроватью она поставила потертую сумку с пустыми бланками и крупной суммой денег. После этого она наконец позволила себе задремать.

Едва наступило три утра, в дверь начали барабанить. Янина страдала от болезни сердца, из-за чего спала урывками, и проснулась несколькими мгновениями раньше. Ее встревоженный шепот подарил Ирене несколько драгоценных секунд, чтобы голова прояснилась и она начала действовать. За дверью слышался рев: Открывайте! Гестапо! В дверь ударил лом, послышался треск дерева. Но Ирена уже была готова к такой ситуации. Схватив листы, она подбежала к окну, и тут сердце ее замерло. Внизу, злобно глядя на нее, стояло еще несколько агентов гестапо. Господи, господи, господи. Что же делать? Она в отчаянии оглядела комнату. Спрятать листы было негде. Когда удары в дверь усилились, и она начала поддаваться, Ирена в отчаянии сунула списки Янке: Здесь все наши дети! Спрячь его куда-нибудь! Он не должен попасть в руки гестапо!309 У нее еще было время увидеть, как Янка сунула листы, свернув их небольшим рулончиком, в свой бюстгальтер, прежде чем дверь с грохотом распахнулась.

В комнату ворвались одиннадцать агентов гестапо, и позади них Ирена увидела перекошенное от ужаса лицо мистера Пшездецкого. Гестаповцы были в ярости. Они нависали над ней и в упор выкрикивали угрозы и приказы. Обыскивая каждый сантиметр, они разнесли квартиру в клочья. Дошло даже до того, что разобрали плиту, желая убедиться, нет ли там тайника, вскрыли пол и выбросили всю посуду из кухонного шкафа. Все это было рассчитано на максимальный эффект, и Ирена должна была признать, что он был достигнут. Она была напугана. Обыск продолжался три часа, и было во всем этом нечто нереальное. Ирена не верила в чудеса, но, когда гестаповцы начали рыться в матрасе, она увидела, как старая рама кровати упала одним краем прямо на сумку с документами и деньгами, стоявшую до того на виду. Ирена не могла поверить в это. Немцы только что скрыли от самих себя самую важную улику.